Секондхендж
Шрифт:
– Тоже неплохо.
– ...и у всех отвращение к прежнему роду деятельности. Брокер не может слышать о бирже, доярка - о коровах...
– Так-так-так...
– Интересен случай с одним попом. Лет пять назад пытался освятить капище. На другой день сверг с себя сан и подался в безбожники. Потом посетил капище вторично и начал громить атеизм.
– Вот как? Это что же... клин клином вышибают?
– Не знаю. И никто не знает.
– А выводы?
– Выводы такие, что, если нам даже повезет заманить Портнягина в Секондхендж, с собой он, скорее всего, не покончит. Мужик крепкий.
– А и не надо!
– Товарищ Арсений повеселел, возбужденно потер ладони, прошелся из угла в угол.
– Пусть живет! Главное, что он смысл своей деятельности утратит, понимаешь ты это, товарищ Артём? Выборы через неделю. И вот представь: этот их единый блок «Колдуны за демократию» лишается своего кандидата в Президенты! А?!
– Да, но заманивать-то как будем?
Погрустнели товарищи, закручинились. Незримые волокна трех аур клубились в тесном помещении подобно паутинкам. Сплетались, расплетались и все никак не могли сбиться в единый колтунок. То бишь план операции.
– А что со старичонкой?
– чуть погодя хмуро спросил Арсений.
– Выяснил, кто он такой?
– Нет, - с сожалением признался Артём.
– Походил вчера по Колдобышам, поспрашивал... Там таких дедков - пруд пруди! И все не те... Наверное, не местный он.
– Жаль не догадались мы его тогда сфотографировать, - посетовал старший товарищ.
– Может, фоторобот изготовить?
– Фоторобот я уже смастрячил. Вот.
– Ну-ка, ну-ка, - оживился Арсений, принимая портретик шесть на девять.
– А что? Похо-ож...
– Позвольте...
– вмешался товарищ Викентий, отбирая карточку.
– Нет!
– сказал он, приглядевшись.
– Не может быть!
– Что такое?
Товарищ Викентий сорвал очки с кувшинного рыла, всмотрелся невооруженным глазом.
– Вы не поверите, товарищи, - объявил он, сам заранее удивляясь тому, что намерен был сообщить.
– Знаете, кто это? Это же Ефрем Нехорошев! Бывший учитель Глеба Портнягина...
– Личность известная?
– хищно прищурился товарищ Арсений.
– Более чем. Старейший чародей Баклужино. Сильно запойный. До сих пор гадают, черный он маг или белый...
– К выборам какое-нибудь отношение имеет?
– Никакого! Политиков на дух не переносит. Считает общественную активность результатом порчи. Очень расстроился, когда ученичок его подался в кандидаты...
– Что значит расстроился? Ушел в запой?
– Хуже, - мрачно произнес товарищ Викентий.
– Вышел.
Глава 7
Старый колдун Ефрем Нехорошев сидел, трезвый и угрюмый, на шатком табурете в опустевшей своей однокомнатке и с брюзгливым выражением смотрел, как по истоптанному в войлок ковру, играючи одолевая клоки серо-белой кошачьей шерсти, неспешно шествует вконец разнуздавшийся таракан. Наконец, не выдержав, чародей протянул руку, взял не глядя с краешка стола колбу дихлофоса, добавляемого в некоторые зелья, и, привстав, расстрелял наглеца в упор. Наложить заклятие не было сил. Отправил баллончик на место и снова присел, наблюдая без интереса, как мечется по полу, вычерчивая сложные кривые, издыхающая тварь.
Внезапно показалось, будто стремительные эти метания складываются в некие знаки. Ефрем всмотрелся.
«В-С-Е-Х Н-Е П-Е-Р-Е-Т-Р-А-В...» - удалось разобрать ему. Он досадливо поморщился, а когда взглянул снова, таракан уже лежал, опрокинувшись навзничь, и легонько подергивал лапкой.
Сам по себе таракан - существо сметливое, но бессмысленное. Способности к письменной речи прорезаются у него лишь на уровне коллективного разума, кстати сказать, довольно высокого. В данном случае, как легко догадаться, жертву инсектицида пробило на социум, и она в агонии выдала единым росчерком главные чаяния всей тараканьей громады.
А вы думали, одних только людей пробивает?
Шла третья неделя одиночества старого колдуна.
Еще утром первого дня он ощутил с тревогой, что вполне естественный, напрашивающийся в его положении поступок требует нешуточного усилия воли. Всего-то навсего: свернуть пробку и принять первые сто двадцать капель. Движение, совершаемое на уровне инстинкта. Сердечники принимают так корвалол.
Когда кто-либо из ваших знакомых бросается в лестничный пролет или иным подобным способом решает раз и навсегда свои проблемы, сочувствующие задают всего два вопроса: сильно ли был пьян и долго ли пил до этого. Услышав, что сильно и долго, успокаиваются, приходят в доброе расположение духа, даже позволяют себе скорбную жабью улыбку: вот она, водка-то... Отчасти они правы: большинство смертельно больных умирает от вынужденной передозировки лекарства. Так и тут. Да, пил, не просыхая, в течение полугода, потом удавился. А иначе удавился бы еще полгода назад.
С младых ногтей внушают человеку: «Трудись, а то задумаешься! Учись, а то придется думать самому!». Однако ленив человек и упрям: нет-нет да и пораскинет умом на досуге. Вот тут-то и приходит на помощь алкоголь. Для обычных людей выпивка - не более чем охрана границ: встретить мыслишки на дальних подступах, пока они еще не оккупировали мозг. Есть и другие способы профилактики. Слышите пульсацию динамиков? Раньше так глушили вражеские радиостанции. Теперь так глушат собственные мысли. Не зря же говаривал царь-мученик или кто-то из его приближенных: «Идеи надлежит давить и тщательнейшим образом вычесывать».
Охранять границы рассудка Ефрему Нехорошеву было поздно. Для постижения сути бытия природа отпустила человеку довольно малый срок, и она права, поскольку жить дальше вряд ли кому захочется. Суть бытия старый колдун постиг сызмальства и с тех самых пор, как выражаются медики, жил в минус, на одном спиртном, принимая его взамен обезболивающего.
В последнее время, правда, отпустило чуток. Не было счастья - несчастье помогло. Год назад Ефрема угораздило взять воспитанника, хотя не раз зарекался, наученный горьким опытом: будя! Никаких питомцев. Из этого, впрочем, не следует, что старый чародей был плохим педагогом. Напротив! Это был настолько талантливый педагог, что послушные ученики не пробуждали в нем интереса. Алмаз, сами знаете, гранится алмазом, а Ефрему как назло попадался слишком податливый человеческий материал. Ловили с трепетом каждое слово, не прекословили ни в чем, велишь им в окошко сигануть с пятого этажа - за честь почтут. Но этот... сомневался во всем, даже в сомнениях наставника. Чуть до кулаков не доходило. Много он Ефрему крови попортил, пока не допрыгался окончательно. Нет, не умер - ушел в политику, но тут, сами понимаете, разница невелика: был человек - нет человека.
Теперь же, лишившись необходимости парировать неуклюжие выпады юного задиры, разрушать вздорные аргументы и пресекать наивные попытки приписать бытию хотя бы видимость смысла, старый колдун остался один на один со своей правотой. Выход из подобной ситуации очевиден: свернуть пробку и принять первые сто двадцать капель, но даже в этой малости Ефрему, как видим, было отказано.
В прихожей послышался протяжный мелодичный скрип дверных петель.
– Это здесь, что ли, можно рекламу в астрале разместить?
– прямо, без экивоков спросил чей-то на редкость мерзкий голос.