Секондхендж
Шрифт:
– А мы разве прибегаем?
– возразил сухопарый.
– Заманить поганца в самую середку...
– И что будет?
– Н-ну... что-нибудь да будет.
– Капиффе!
– с трепетом напомнил поэт.
– Примолкни, а?
– посоветовал ему через плечо волчеухий Артём.
– Без тебя знаем, что капище. Не слепые.
Постояли, посомневались. В дубраве орали вороны.
– А может, оно и неплохо, что вражья сила...
– помыслил вслух более опытный товарищ Арсений.
– Скажут: доигрался чернокнижник.
– Да ерунда это все!
– взорвался Артём.
– В английском Стоунхендже что ни день туристы толкутся, исследователи всякие - и ничего, живы-здоровы...
– Ну то Англия...
– уклончиво отозвался Арсений.
– А у нас, знаешь, всяко бывает... Как бы только узнать, действует оно или...
– Взгляд его остановился на родоначальнике гласной поэзии.
– Вот на нем и проверим, - с мужской прямотой брякнул совиноглазый.
Будущая жертва попятилась в ужасе.
– Вы фто? Вы фто? Ф ума фофли?
Дернулся кинуться наутек, но тут же сообразил, что по такой местности при его физических данных далеко не убежишь. Во всяком случае, от товарища Артёма. И быть бы ему загнанным для опыта в магический круг камней, что даже справедливо отчасти, ибо не рой другому яму, когда раздался поблизости надтреснутый старческий голос:
– Вам что, голуби, жить надоело?
Глава 4
Обернулись. Рядом с каменным столпом, опираясь на батожок, стоял некто бомжеватой наружности и щурил на троицу недобрые охальные глазенки. Откуда взялся, неясно. Впору было усомниться в естественном происхождении пришельца. Не зря же баклужинская желтая пресса то и дело публиковала сообщения о древнем хранителе Секондхенджа, что показывался порой грибникам.
Но нет, уж больно одет современно. То есть относительно современно: ветхая шубейка из Чебурашки и такая же шапчонка.
– Ты из местных, что ли, дед?
– оправившись от неожиданности, спросил сухопарый Арсений.
Однако местные, по данным той же баклужинской прессы, реликтовой дубравы боялись до дрожи. Старожилы, ежели их расспросить, выложат как на духу: кто сюда из сельских когда ходил (пьяный или на спор) и кто на каком дубу потом петельку себе ладил.
– А сами-то вы, я гляжу, не местные, - прозвучало в ответ.
– Ученые мы, дед, - соврал Арсений.
– Не-э...
– осклабился старикан.
– Это вы еще неученые. А как учеными станете, поздно будет.
Кажется, перед злоумышленниками стоял тот, кто мог бы развеять многие их сомнения относительно заклятого места. Уяснив это обстоятельство, Арсений шагнул к старикану, протянул руку и открыл было рот, чтобы представиться, но тот предостерегающе приложил сухой пергаментный палец к сухим пергаментным губам. Видимо, содрогать воздух именами вблизи капища было неразумно и небезопасно.
– Вы, я вижу, человек сведущий, - сказал Арсений, перейдя на «вы», как и подобает ученому.
– Можно задать вам пару вопросов?
– Отчего ж нельзя? Задавай...
– Это действительно гиблое место?
– Гиблое, - кивнул старикан.
– И им действительно владеет вражья сила?
– Какая вражья?
– не понял тот.
– Ну... дьявольская.
– Ни-эт...
– решительно сказал старикан.
– Дьяволу сюда тоже соваться не стоит. Копыт не соберет.
Трое очумело глянули в кривой просвет меж тесаными столпами, где лежала пегая от влаги заклятая земля Секондхенджа.
– Так что же там?
– с запинкой спросил Арсений.
– По-нашему говоря, размыкало, - последовал ответ.
– Э-э... простите...
– Размыкало, - повторил старикан, беря батожок под мышку. Хлопнул в ладоши, секунду подержал их сведенными, затем резко развел. Вынул батожок из-под мышки и, выжидательно глядя на собеседника, оперся снова. Вернее даже не на собеседника он глядел, а поверх его головы. По старой подпольной привычке Арсений оглянулся. Нигде никого.
– И-и... простите... что же оно размыкает?
– Всё.
– Ну, например?
– Например, нас.
– С чем, простите?
– Да почитай, со всем.
– А подробнее?
– Подробнее...
– Старичок призадумался.
– Ну вот, скажем, ты - герой. Родину защищал. Многих ее врагов насмерть положил. Подвигов насовершал - не счесть. И дернуло тебя, понимаешь, зайти туда...
– Указал батожком в кривой просвет меж камнями.
– Хлоп - и разомкнуло! Отшибло напрочь, что ж это за Родина и чего ты ради столько народишку побил. Подумаешь так, подумаешь, достанешь ствол да и застрелишься...
– Й-оксель-моксель...
– еле слышно вымолвил совиноглазый Артём. Но такая случилась тишина, что все расслышали.
– А... а как же в газетах пишут... про Секондхендж...
– Да мало ли что там в газетах!
Преодолев оторопь, переглянулись.
– Ну, допустим!
– с неестественной бодростью заговорил Арсений.
– А если, скажем, политик? Тоже разомкнет?
Ответил дедок не сразу. Смикитил, видать, что выспрашивают не просто из любопытства.
– Разомкнет...
– малость помедлив, согласился он.
– А этого-то с чем?
– А с идеей! Ради которой он все свои пакости творил. Бац - и готово. Пакости помнит, а идею забыл.
– Но... не убивал же никого...
– Политик?
– недоверчиво привизгнув, переспросил старикан.
– Не убивал? Окстись! Да на политиках больше кровушки, чем на всех героях вместе взятых. И вот ка-ак это все разом до него, до политика то есть, дойдет...
– До политика?!
– теперь уже привизгнул Арсений.
– Господь с тобой, дедушка! Ты что такое говоришь?