Секрет миссис Смитон
Шрифт:
Макби всматривался в стену.
— Так-так… — бормотал он.
— Конечно, кое-где нужно подкрасить, — согласилась Джанин. — Бог знает, когда тут красили в последний раз.
— В последний раз? — усмехнулся Алан. — Я бы сказал, что в последний раз стены красили во времена Регентства или чуть позже. Точно, как ты сказала, Джанин, во времена «Гордости и предубеждения». Вот такой розовый оттенок получается путем подмешивания в краску свиной крови.
— Правда? — Винни подвинулась поближе к стене. — Никогда не обращала внимания. Какой ужас! — И вдруг добавила: —
— По мне — так это было бы лучше всего, — вмешалась Джанин. — Остальное смотреть будете?
— Они хотят увидеть лестницу! — громко объявила Винни.
Как эхо, где-то в доме хлопнула дверь или ставня.
— Вот здесь в одиночестве и умерла Оливия. Здесь она пролежала, может быть, без сознания, а может быть, в сознании, какое-то время. Она не могла пошевелиться. Возможно, она лежала здесь целых два дня и две ночи, пока в понедельник утром ее не нашла Джанин.
— Вот тут, — показала Джанин. — Тут я ее и нашла.
Все молча стояли, сосредоточенно изучая участок пола и подножие лестницы. На мраморной плите до сих пор были видны слабые следы очерченных мелом контуров тела. Мередит почувствовала, что ее начинает пробирать дрожь.
Алан взглянул вверх.
— Она упала откуда-то сверху?
Джанин затопала по лестнице своими крепкими ногами в сапогах.
— Я покажу.
Вытертую ковровую дорожку оставили на месте.
— Этой дорожке в субботу сто лет, старая, как и все остальное, — ворчала Джанин. — Оливия ничего здесь не меняла. Но не потому, что у нее не было денег, а потому, что ей это было не нужно, вот что она вечно повторяла. — Джанин остановилась и указала на деревянные перила: они были сломаны.
— Все решили, что она споткнулась, ухватилась за перила, но они не выдержали, треснули, вот она и грохнулась вниз. — Джанин села на верхнюю ступеньку. — А все из-за старых шлепанцев. Сколько раз я ей говорила, чтобы она купила новые, и вот наконец она их заказала по почте, да только поздно! Вот такая она была. Денег много, а тратить жалко. Она никогда себе ничего нового не покупала, это-то ее и погубило! — Джанин с удовлетворением кивнула головой, доказав всем свою правоту.
Алан осмотрел сломанные перила.
— Н-да… — пробормотал он.
Они спустились обратно в холл.
— Хотите посмотреть кухню? — спросила Джанин. — Если собираетесь покупать, вам просто необходимо посмотреть кухню. Прямо вам скажу, все там надо менять.
Мередит вспомнила, что они пришли сюда под видом потенциальных покупателей, и поспешила на кухню.
Как и следовало ожидать, кухня была громадной: вдоль одной стены располагалась огромная викторианская печь, рядом стояла более современная газовая плита. Под окном разместилась каменная раковина размером с поилку для лошадей, вторая дверь вела из кухни в сад.
Джанин сентиментально вздохнула.
— Здесь я ей готовила обеды. Она мало ела. Пару картошек, немножко рыбки…
— Она обедала в столовой? — поинтересовалась Мередит.
Джанин покачала головой, и серебряный череп в ухе опять весело запрыгал.
— Нет, она всегда спускалась сюда, я звала ее, когда все было готово. У нас тут располагался большой стол, вот тут стоял.
Все посмотрели туда, куда указывала Джанин, но смогли увидеть только оставшиеся от ножек стола четыре следа на плитке.
— Раз в неделю я пекла пирожки с повидлом, воздушные пирожные или яблочный пирог. Она обычно приходила посмотреть, — Джанин помолчала. — В тот день я как раз занималась выпечкой, ну, в тот раз, когда я дала ей вырезку из журнала. Она сидела вот здесь… Жарко тогда было, солнце так и палило, а когда духовка работает, так здесь вообще форменная баня. Я и дверь открыла, и окно, но все равно обливалась потом. Я как раз доставала из духовки последнюю партию, как сейчас помню, это были лимонные марципаны. Так вот, поставила я их на стол, а тут она входит и говорит: «Я бы выпила чашечку чая». Лично я бы выпила холодного пивка, — Джанин рассмеялась. — Ну, сделала я нам по чашке чая — сидим, пьем. Тут я достаю вырезку из журнала. «Вот, — говорю, — заказ по почте. Не нужно никуда идти, ничего покупать, вам все пришлют. Старые шлепанцы уже невозможно носить, — говорю. — Вы уже раз в них упали». Она и вправду уже в них падала.
Мередит была уверена, что Джанин жаль свою хозяйку, но казалось, что она испытывает удовлетворение оттого, что оказалась права, и непослушание Оливии окончилось трагически. Вслух она сказала:
— Наверное, миссис Смитон не так сильно страдала от жары. Она ведь бывала в Африке.
Джанин взглянула на нее с сомнением.
— Да, говорят, что бывала, но мне она никогда об этом не рассказывала, никогда и ничего, — Джанин посмотрела на Винни. — Только однажды, в самом конце, перед самой смертью, она сказала что-то и вовсе непонятное.
Джанин замолчала, оценивая, какое впечатление на всех троих произвел ее намек.
— Ну, — почти беззвучно шепнула Винни.
— Это было, когда околел ее пони. Она так страдала из-за него, она очень любила своих питомцев. «У животных, — говорила она, — искренние сердца, не то, что у людей». А потом она стала читать какие-то стихи, длинный кусок, но я его, конечно, не запомнила. В памяти засела только одна строчка, — она глубоко вдохнула и продекламировала: — Так низок может быть лишь человек.
— Это гимн, — отозвалась Мередит.
— Сильно сказано, — продолжала Джанин своим обычным тоном. — Гимн, вы говорите? Я ей прямо так и сказала: «Что-то не больно радостно для гимна». Заметьте, я и сама знала пару-тройку подонков.
— А что же она ответила? — поинтересовался Алан.
— А она мне говорит: «Люди могут быть так жестоки друг к другу, Джанин, уж я-то знаю! Вот почему я отвернулась от большинства из них».
— Как вы думаете, кого Оливия имела в виду? — проронила Мередит, когда они вернулись в холл. — Лоуренса Смитона?