Секрет Пегаса
Шрифт:
Когда понадобилось делать припасы для корабля, оказалось, что учение, кое прошел я у келаря, нисколько здесь не помогает. Каждый корабль был десяти родов [68] длиной, а высотой что в носу, что в корме — вполовину меньше. Одна мачта несла один парус [69] , а все остальное место занимали никак не меньше сотни человек. На каждого требовалось два барреля воды, соломенный тюфяк, одеяло, кухонная утварь, мясо и пряности, помогающие придать ему свежий вкус, прежде всего имбирь, гвоздика и мускатный орех. Гийом де Пуатье сказал мне, что купцы в Трапани получат за весь этот припас из расчета сорока дукатов на каждого рыцаря.
68
5,029 метра. (Прим. Найджела Вольффе.)
69
Автор описывает типичное двухпалубное судно, похожее на галеон; на таких плавали в XII–XIV веках обитатели Средиземноморья. (Прим. Найджела Вольффе.)
Еще он сказал мне, что негоже платить за дурное, как за доброе. Сие касалось тюфяков и одеял. За эти вещи купцы требовали по пять дукатов, но они перепродавали нам все то, что покупали вдвое дешевле у людей, приезжавших сюда, посему зачастую постели были грязными, ветхими и полными паразитов.
На верхнем ярусе судна, именуемом палубой, было не в пример лучше, чем на нижнем, где стояли обжигающая жара и духота. Но именно там обретались низкорожденные странники, такие как я и Филипп. Страдал я преизрядно, ибо на нижней палубе везли также лошадей, коров, свиней и другую скотину [70] , и смрад от их испражнений был непреодолим.
70
Средневековые мореплаватели грузили на свои корабли припасы с расчетом на непродолжительное плавание, поскольку способы хранения скоропортящихся продуктов, прежде всего мяса и овощей, были весьма ненадежны. Оруженосцы и слуги, такие как Пьетро, должны были путешествовать в одном помещении с лошадьми и теми животными, которых брали на корабль для употребления в пищу во время плавания. (Прим. Найджела Вольффе.)
Дни, проведенные в плавании, были словно нарочно предназначены для испытания моей веры. Корабль качался и переваливался, словно сам диавол тряс его, дабы сронить меня в море, когда дерзал я отойти от моего ложа к борту. Большую часть времени страдал я от болезни, коей, как довелось мне узнать, подвержены едва ли не все, кто впервые оказывается во власти моря. Морские испарения порождают в желудке спазмы, которые не дозволяют принять пищу, предназначенную для трапезы, и заставляют извергнуть то, что человек вкусил прежде.
Столь сильны были мои страдания, что капитан судна, бессердечный низкий человек, наслаждавшийся зрелищем чужих мучений, взял в привычку развлекаться, спускаясь на нижнюю палубу и обращаясь к тем из нас, кому особенно плохо было:
— Не прикажешь ли мясца подать? — Потом он громко хохотал и кричал так, чтобы все слышали: — Им купленное мясо все равно не пойдет впрок. Лучше уж нам самим его съесть, чем дать ему протухнуть.
Однако милостью Господней через некоторое время тело мое обрело невосприимчивость к испарениям моря, порождавшим сию тяжкую болезнь. Слава Небесам и их всемогущему Владыке, кои проявили свое милосердие и избавили меня от страданий, каких я не испытывал дотоле и, как теперь ясно, не узнаю и впредь! Муки, предстоящие мне, имеют иную природу.
Божьим соизволением достигли мы Генуи, там пополнили припасы и двинулись далее во Францию.
Милость Господня избавила меня от болезни и позволила наблюдать за тем, что происходило вокруг. Никогда не было у меня возможности увидеть, как надлежит управлять кораблем. Всего более заинтересовали меня карты, коими руководствовался кормчий. Они были расчерчены линиями, делящими часть земного круга на квадраты [71] . На них же, ночами наблюдая за звездами, кормчий указывал место в море, где мы пребывали в тот миг по отношению к суше. Карты сии привели меня в замешательство, ибо не знал я, Божьим ли дозволением их создавали [72] .
71
Древнеримские картографы ввели в употребление метод, имеющий некоторое сходство с современной системой широты и долготы, благодаря использованию линий kardo maximus, направленных с севера на юг, и decumanus maximus, идущих с востока на запад. Хотя понятие широты в ее нынешнем понимании было известно еще в античные времена, способ точного измерения широты изобрел английский часовщик Томас Фуллер лишь в конце XVIII века. (Прим. Найджела Вольффе.)
72
Средневековые карты были упрощенными до полного абсурда. В VII веке севильский епископ Исидор постановил, что мир представляет собой диск, разные по величине части которого ближе к периметру занимают Азия, Европа и Африка, а в центре находится Иерусалим. В своей географии он исходил из текста Ветхого Завета: «Так говорит Господь Бог: это Иерусалим! Я поставил его среди народов, и вокруг него — земли» (Иез. 5:5). Это и сходные представления господствовали до наступления эпохи Возрождения. К счастью для западной цивилизации, арабский мир принял и продолжал развивать птолемеевскую картографию, некоторые положения из которой упомянуты в примеч. 71. Тамплиеры, вне всякого сомнения, освоили в Палестине и этот метод, а также позаимствовали там знания в области математики, строительства и навигации, оставшиеся от античного мира, но утраченные или отвергнутые Церковью, которая не желала доверять знаниям, выработанным в языческом обществе. (Прим. Найджела Вольффе.)
Мне еще предстояло усвоить, что рыцари Храма делали для себя исключения даже из числа Господних повелений.
Сошли мы на сушу в Нарбонне, что лежит в части Бургундии, именуемой Лангедоком. Удаляясь от моря, въехали мы в долину, где почва была столь же белой, как сюрко наших рыцарей. По левую руку от нас река Сал несла воды свои в океан, с коим мы недавно расстались.
Чем дальше мы двигались, тем виднее становился большой замок [73] , воздвигнутый на вершине горы по ту сторону реки. Узнал я, что твердыня сия, именуемая Бланшфор, принадлежит тамплиерам с тех пор, как род, носящий это имя, передал ее в руки Гуго де Пейна, Великого магистра ордена нищенствующих рыцарей Храма Соломона, в тот год, когда возвратился он из Святой земли [74] .
73
В рукописи употреблено слово castellum, в равной степени соответствующее понятиям «замок» и «дворец». Переводчик выбрал слово «замок» как связанное с фортификацией и военным делом. (Прим. Найджела Вольффе.)
74
1127 год. (Прим. Найджела Вольффе.)
— Бланшфоры были поистине преданными слугами Господа, — сказал я Гийому де Пуатье, когда он рысью проехал в арьергард нашего каравана, дабы убедиться, что мы с Филиппом не отстаем. — Такой дар ордену, как это прекрасное поместье, Небеса, конечно же, не оставят без должной награды.
Рыцарь склонился с седла, дабы проверить завязки груза одной из вьючных лошадей, и промолвил:
— Еще аббатство в Але и братский корпус в Пейроле. Магистр де Пейн и впрямь был настоящим богачом.
— Вы хотите сказать, что орден владел многими богатствами?
Он молча посмотрел на меня и ответил не сразу:
— Нет, юный брат, этих слов я не говорил. Эти земли были подарены магистру де Пейну лично, и орден мог пользоваться ими лишь с его разрешения.
— А как же обет бедности?
Рыцарь покачал головой:
— Лучше вспомни об обете смирения, который запрещает задавать неподобающие вопросы.
Он удалился, оставив меня размышлять о том, как же член священного ордена может владеть богатствами наподобие тех, о которых я только что узнал. Так я снова убедился в том, что монашеские обеты не являются для членов этого ордена главными и непререкаемыми.
На ночь мы остановились лагерем близ деревни, носившей имя Серр. Назавтра, при свете дня, мы переправились через реку и двинулись в обратном направлении. Нельзя было не заметить, что солнце светит слева, тогда как накануне оно было справа.
— Неужто мы возвращаемся туда же, откуда шли другим путем? — спросил я у одного из старших оруженосцев.
— Точно. Сейчас мы идем на юг, а вчера продвигались на север, — подтвердил он. — Ближе, чем возле Серра, брода не найти. А теперь мы отправимся в замок Бланшфор.
Вскоре наш путь пошел в гору. Там, где земля не была прикрыта травой, виднелась почва того же белого цвета, как и повсюду в этой местности, начиная от самого моря. На ощупь она походила на глину, и я гадал тогда, что же может произрастать на этих землях, столь непохожих на суглинистый черный гумус Сицилии.
Достигнувши верха, мы остановились перед высокой белокаменной стеной. Рыцари, коих мы сопровождали, стали о чем-то переговариваться со стражами, стоявшими на крепостном валу. Их слов я понять не мог. Пока шел разговор, я разглядел, что стены сложены не из кое-как подобранных по размеру валунов, как в том аббатстве, где я недавно обитал, а из аккуратно отесанных, почти одинаковых по размеру камней, причем каждый надежно опирался на лежавшие снизу. Позднее я узнал, что умение так строить мы позаимствовали у сарацин [75] .
75
См. выше примеч. 72. (Прим. Найджела Вольффе.)