Секрет Жермены
Шрифт:
Со своей стороны барышня с необычайным интересом разглядывала Жермену, ей казалось, что они уже встречались, только не припомнить, где и когда.
Указав на спутницу, девушка сказала:
– Мы живем в монастыре Визитации, он ведь почти напротив вашего дома. Выйдя погулять, мы увидели ваше объявление, у мадам есть пальто, которое на ней плохо сидит, и мы подумали, не возьметесь ли вы подогнать его по фигуре.
– К вашим услугам, сударыни, – ответила Жермена.
– Дело в том, что мы очень торопимся и поэтому не согласитесь ли вы переделать как можно скорее? Это вас не слишком затруднит? – спросила
– Мне хочется вам угодить, я готова начать сегодня же.
– Я пришлю пальто с горничной после полудня, и одновременно мадам придет для примерки.
– Когда вам будет угодно, мадемуазель, я не буду зря терять времени.
Незнакомки простились с Жерменой и вскоре подошли к дому с садом, в глубине которого находился павильон с верандой, крытой матовым стеклом, там росли экзотические растения в вазонах, висели драпировки из дорогих тканей, картины и стояло много скульптур. Все предметы говорили об изысканном вкусе хозяина.
Их встретил мальчик в ливрее и без доклада проводил в комнаты. Они вступили в очень большую мастерскую, где с нетерпением ждал молодой художник.
Поспешно бросив работу, он радостно бросился к гостьям, протягивая обе руки.
– Здравствуйте, Сюзанна! – сказал, волнуясь, хозяин мастерской.
– Здравствуйте, Морис! – так же ответила девушка.
Художник одновременно пожал руки девушки и ее спутницы, при этом молодые люди обменялись долгим красноречивым взглядом.
– Дорогая Сюзанна, как вы добры, что с такой аккуратностью пришли сегодня!
Хорошенькая блондинка, оправившись от смущения, сказала с милой насмешливостью:
– Дорогой мастер, по-моему, я все дни так же аккуратно являлась на сеансы и надеюсь, что и завтра не опоздаю. Вы пишете мой портрет, прелестный портрет, на нем вы делаете меня красивее, чем в действительности, идеализируете, но я имею слабость находить изображение похожим, и мне это приятно, не скрою. Я с нетерпением жду, когда вы закончите, вот почему я исправно хожу на сеансы.
– О! Уверяю, портрет недостоин вас! – с искренней пылкостью ответил Морис. – Чтобы написать вас такой, какая вы на самом деле и какой я себе представляю, надо быть гениальным, а у меня ничего нет, кроме любви и таланта. Увы! Очень небольшого.
Он подвел ее к мольберту [92] . Спутница девушки села на диван и занялась чтением журнала, чтобы не мешать молодым людям поговорить.
Они рассматривали незавершенное полотно.
– Неужели я должна вам говорить, что это прекрасная работа? Неужели вы сами этого не видите и сомневаетесь в своем истинном таланте? Мне кажется, вы были увереннее, когда помещали на выставках свои восхитительные пейзажи, ими я любовалась, еще не будучи с вами знакома, – говорила Сюзанна с такой искренностью, что Мориса прямо-таки распирало от радости и гордости.
92
Мольберт – станок для укрепления холста, картона, доски, на которых пишет (рисует) художник.
– Это было потому, что в ту пору я вас не любил, Сюзанна! Тогда вы еще не позволяли мне вас любить.
– Не хватает только того, чтобы
– Я не то хотел сказать…
– Так объясните почему.
– Потому, что, не зная вас, я был уверен в себе, как человек, которому нечего терять.
– Кажется, понимаю, – смеясь еще веселее, сказала девушка, – это вроде как в сказочке Лафонтена [93] «Сапожник и богач». А теперь вы обладаете сокровищем, боитесь его потерять, и оно отнимает у вас уверенность в вашем мастерстве?
93
Лафонтен Жан де (1621–1695) – французский писатель, автор сатирических комедий, сказок и басен.
– Смейтесь!.. Шутите надо мной… Я вам припомню. Мое сокровище – это вы… молодая, красивая, счастливая, богатая, знатная… Это вас боюсь я потерять… вернее, оказаться недостойным. Надо обладать большим, чем обыкновенный, талантом, чтобы осмелиться просить вашей руки у вашего отца и надеяться на его согласие… чтобы вы стали женой простого художника Мориса Вандоля. У вас самой тоже, может быть, есть предрассудки вашего сословия. Если бы у меня был выдающийся талант, я бы стал богат и знаменит, и тогда, может быть, ваш отец не посмотрел бы на то, что я не знатен. Вот почему, моя любимая, у меня нет уверенности в себе.
Взволнованная и растроганная искренними словами Мориса, девушка с нежной улыбкой говорила ему:
– Надейтесь, друг мой, надейтесь… ведь я вас люблю, всей душой люблю.
– Сюзанна! Как вы добры ко мне, как я обожаю вас! В вашей любви вся моя жизнь… мое будущее… моя гордость…
– Я не знаю, поступаю ли я хорошо, с точки зрения света… Я от него так далека… Я не знала своей матери… Я бы спросила у нее… Она, наверное, была добрая… Я спрашивала у моего сердца, и оно говорило мне, что такая любовь, как наша, – это честное, законное и дозволенное чувство.
– Вы знаете, что моя мать нашу любовь одобряет, ваша достойная родственница мадам Шарме ей сочувствует и помогает нам видеться… О! Как мне хочется, чтобы поскорее вернулся ваш отец… Он все еще в Италии?
– Да.
– И долго еще там будет?
– Ничего не знаю. Обычно его отлучки продолжаются около трех месяцев, иногда дольше. Он прекрасный человек, но весьма и весьма светский, он ни за что на свете не пропустит сезона в Италии. Он очень любит меня, балует, исполняет все мои маленькие желания, относится ко мне как к избалованному ребенку. Он человек высокой культуры, он оценит ваш талант художника, признает как аристократа искусства и мысли… Такая аристократия не ниже аристократии сословной. Он вас полюбит…
Морис, слушая, с увлечением работал над портретом. Голова была уже почти закончена, она не только изумительно походила на оригинал, но и была сработана с таким мастерством, что любой знаменитый живописец не постыдился бы поставить на холсте подпись.
Морис смотрел на девушку нежным взглядом влюбленного и художника, и душа ее волновалась от этого взгляда. Сюзанна становилась более обычного прекрасной. Она отдавалась счастью их ежедневных свиданий, что стали главной, если не единственной радостью ее жизни.