Секрет
Шрифт:
Если бы какой-то чудо прибор мог транслировать мои мысли, он бы все равно перегорел, потому что я сама не понимаю, что происходит в голове. Взрыв сумасшедшей нежности и дикого желания, как будто бананово-сливочный коктейль с текилой, от которой мой кровь становится огнеопасной.
— Может сделать так еще раз? – Низкий голос откуда-то из солнечного сплетения, в ответ на мои плотно сжатые губы и ритмичные посасывания.
Я могу делать это, пока не онемеет рот и не задеревенеет язык, но лучше один раз показать.
Глава
Я просто, блядь, уплываю от происходящего.
Хватаю зубами странные рваные звуки, заменившие мое дыхание, и жадно разглядываю, как моя малышка выпускает меня изо рта – и слизывает влагу с губ. Тяжело дышит, но снова торопливо наклоняется к моему члену и теплым языком облизывает головку, как будто я долбаная конфета. Хочется крепче сжать ее волосы и протолкнуть себя в самое горло, но малышке нужно время перевести дыхание. Она все-таки разрывает зрительный контакт, прикрывает глаза и издает урчащий звук удовольствия, слизывая мою влагу.
Черт, черт…
Сглатываю, потому что на этот раз ее ресницы дрожат, и шея напряжена от немого стона.
Мне нужно больше. Намного больше.
Все-таки не выдерживаю, насаживаю ее голову, наверное, слишком грубо, но Туман охотно принимает большую часть длины, вытягивается, проглатывая громкий стон. Я чувствую каждую вибрацию, потому что они бьют по мне безопасным током с каждым движением жадного рта.
Я теряю жалкие крохи осторожности, когда вижу, как предельно натянуты припухшие губы вокруг моего члена. Еще немного вперед, едва не падая с ног, когда малышка принимает все, что я ей даю. Не могу не смотреть на нее и уже думаю о том, что нам нужно записать домашнее порно. С моего, блин, ракурса!
Таня медленно выпускает меня, тяжело дышит, и я не могу удержаться, чтобы не размазать по ее губам скользкую влагу.
— Может быть… все же…
Она краснеет, намекая, чего ей хочется немного выпяченной вперед грудью.
Бог дал мне идеальную женщину: горючую и пошлую.
Я наклоняюсь над ней, рукой толкая голову навстречу своим губам и шепчу в них короткое обещание:
— Да. И я хочу твои пальцы.
Туман тут же обхватывает меня ладонями, я подсказываю нужный мне ритм.
Обхватывает меня ртом и жадно сосет, а я на хрен теряюсь в этих мокрых звуках.
Я бы хотел кончить глубоко в ее рот, но именно сейчас мне нужно остановиться, потому что моей малышке хотелось другого финала и он, черт его дери, будет идеальным и для меня тоже.
— Пожалуйста, - сглатывает малышка, опираясь на ладони, и ее темно-розовые тугие соски просят о ласке.
Сам не замечаю, как обхватываю член свободной рукой, поддерживая удовольствие почти у самого края резкими грубыми движениями. Наклоняюсь, оставляя на сосках влажные следы моих губ.
То, как дрожит моя
Для любого терпения, даже моего.
Мне нужны всего несколько движений, пара толчков в собственный кулак.
Поясницу словно растягивают вдоль и поперек, до красных искр в полностью темной комнате. Судорога прокатывается от пальцев до коленей, прожигает вены под кожей.
Я жестко и грубо кончаю на мокрые острые соски.
Мать его, снова и снова, потому что берег мою малышку от своего раздутого либидо хотя бы, пока она сидит на обезболивающих.
И как итог – ее грудь покрывается мурашками… и густыми следами моего оргазма.
********
Пока я пытаюсь отдышаться и собраться с мыслями, понять вообще, как в очередной раз разрешит себе сорваться с тормозов, Туман, раскинув руки, падает на спину. У нее такая улыбка, как будто это она, а не я, кончила до искр из глаз. Даже немного стыдно, потому что в спальню я ее нес совсем не за этим.
Когда возвращаюсь из ванной с мокрым полотенцем, Таня, свернувшись калачиком, кое-как натянув до колен покрывало, уже вовсю спит. И громко выразительно сопит во сне.
Вот тебе и «сзади», Антон.
Я честно пытаюсь ее разбудить, чтобы заставить поужинать, но малышка морщится и ворчит, и успокаивается только когда я подталкиваю ей подушку вместо себя, потому что у меня снова спортивный режим, и если я нормально не поужинаю, живот ссохнется и прилипнет к позвоночнику. Но через час малышку точно придется будить, потому что она снова пропустит свои лекарства, хоть список написан большими буквами на листе А4 и прилеплен четырьмя магнитами к дверце холодильника. За эту неделю я успел понять, что Туман может помнить многое и даже полную ерунду, но умудряется забывать очень важные вещи.
Я не стал ей рассказывать, что, как бы смешно это ни было, не только ее семья «настороженно» приняла наши отношения, но и моя мать попыталась вычитать мораль, несмотря на то, что я уже не школьник и меня не зачем учить жизни. Ну хотя бы еще и потому, что в силу специфики моей работы, я собаку съел на женских хитростях и уловках, и точно знаю, чего хочу от жизни. И от женщины, которую привел в свой дом – место, где я отдыхаю от мозгебства, и где рассчитываю на тишину и покой.
Кстати, первый раз привел.
Я убираю со стола, загружаю тарелки в посудомоечную машину, но на глаза попадается наш кактус и я, мысленно треснув себя по лбу, накидываю пальто прямо на голое тело и тихонько выхожу.
Старый циник во мне терпеть не может сопливые девичьи праздники. Но я слишком хорошо помнил ту свою фотографию в бумажных сердечках, чтобы «сделать вид», что понятия не имею, как много для Тани значит завтрашний день. Поэтому пришлось включить мозги и хотя бы не вдаваться в банальщину с цветами, мишками и сердечками.