Секретная служба в тылу немцев (1914 - 1918 гг.)
Шрифт:
Я вспоминаю, как доволен был полковник Оппенгейм, когда после получения от наших постов сообщения о проезде двух дивизий, отправлявшихся на восток через Льеж, я доложил ему, что из опроса двух дезертиров я узнал, что это был 8-й корпус. Две недели спустя он прислал мне копию телеграммы Главной квартиры:
«Поздравляем, 8-й корпус подтвержден пленными на русском фронте».
Подобные телеграммы, получаемые время от времени, поддерживали в нас величайший энтузиазм.
Иногда какой-либо дезертир пытался дать мне ложную информацию, а иногда немецкая разведка в Голландии нарочно подсылала мне фальшивых дезертиров. Но, вооруженные
Однажды немецкая разведка причинила немало беспокойства полковнику Оппенгейму и мне. До некоторой степени ей удалось ввести нас в заблуждение. Как-то утром, войдя в одно из помещений, где я опрашивал дезертиров и других лиц, которых я не хотел вводить в помещение службы, я, к своему удивлению, очутился лицом к лицу с турком в полуформенной одежде. На хорошем французском языке он сообщил мне, что дезертировал из Трира из турецкой дивизии, которую везли от Дарданелл на западный фронт.
Я ничего не знал о турецкой армии и не имел карты турецкого фронта. Я знал, что происходили большие перегруппировки: [39] немецкие дивизии появились на итальянском фронте для оказания поддержки австрийцам, а на западном фронте были замечены батареи тяжелых австрийских гаубиц. Я отнесся с подозрением к турку, хотя он и производил хорошее впечатление и рассказал вполне правдоподобную историю со всеми подробностями, указав место посадки на поезд и маршрут, по которому поезд шёл. Если это было правдой, то информация представляла величайший интерес, если же она была выдумана, то я знал, что меня высмеют.
Я сообщил о своих сомнениях полковнику Оппенгейму и спросил его, не хочет ли он видеть этого человека. Он согласился. Он не мог опровергнуть рассказанной турком истории и передал по телеграфу полученную информацию; единственно, что он мог сделать, — это отметить необходимость тщательной проверки таковой. Мы заплатили турку, и немцы, по всей вероятности, весело посмеялись над нами. На западном фронте не появлялось никаких турецких дивизий. Несколько месяцев спустя я встретил этого парня, продававшего ковры на улицах Роттердама. Поглядев на него пристально, я мог поклясться, что увидел улыбку на его лице.
Я не жалуюсь на постоянное скрещивание мечей с немецкой разведкой, это придавало пикантность нашей работе. Вскоре нам удалось получить очень важную информацию. В комнате, в которой производился допрос, я увидел молодого, анемичного на вид парня, который нервно вытаскивал из-под своего пальто какой-то пакет.
— Что вы за это дадите? — спросил он, разворачивая пакет и протягивая мне какую-то книжку. — Это последнее издание справочника германской полевой почты. Два дня назад я взял её на дюссельдорфской почте, где я работал.
Я взял книгу, в ней был полный перечень всех частей немецкой армии. Союзникам было весьма важно знать, какие новые полки, батареи, эскадрильи самолётов и другие части формировались время от времени. В дополнение к этому книга в наиболее достоверной форме давала расположение всех германских полевых почтовых станций на восточном и западном фронтах. Это значило, что мы получили код, с помощью которого, пользуясь перехваченными письмами, могли точно определять местонахождение всех полков и частей,
Я бросился к своей «Коричневой книге». Хотя она и была неполной, но я знал, что она включала в себе достаточно сведений, чтобы позволить мне проверить подлинность [40] этого указателя полевых почтовых станций. С помощью карты театра военных действий и нескольких перехваченных открыток я проверил расположение тех полков, местонахождение которых на фронте было указано пленными. Я стал искать в книге упоминания о новых полках, получивших шестисотые номера. Я только что опрашивал нескольких дезертиров из 606-го полка, не указанного в «Коричневой книге», и боялся, что поощрённая удачей своей затеи с турком немецкая разведка снова пытается меня разыграть.
Всё совпадало. Книга, несомненно, была подлинной. Её нельзя было оценить ни на какие деньги: она была бесценна. Рядом с ней наша «Коричневая книга» имела глупый вид, а ведь «Коричневая книга» представляла собой сводку сведений о германской армии, добытых нашими разведчиками в течение трёх с лишним лет и полученных в результате опроса нескольких сот тысяч немцев, взятых в плен французскими и британскими войсками. Путём ловких переговоров и вручения для проверки какой-нибудь одной страницы, вместо всей книги, дезертир мог потребовать и получить за неё баснословную сумму; вместо этого он покорно принял сто фунтов, первую же названную мной сумму.
Из всех дезертиров, прошедших через мои руки, Генрих Флейшер произвел на меня наилучшее впечатление. Я чувствовал, что он дает мне информацию не для того, чтобы получить несколько гульденов, но потому, что он искренно ненавидит германское правительство. Нельзя было усомниться в его искренности и в злобе, когда он рассказывал, как его жена и трое детей живут в Берлине, питаясь брюквой и картофелем; какими бледными и исхудавшими нашел он их, приехав с фронта на побывку домой, и как поклялся, что дезертирует в Голландию, получит там работу и пошлет им денег, чтоб они могли купить себе самое необходимое. Он заявил, что чувствует себя более ответственным перед своей семьей, чем перед кайзером и военной кликой, которая толкает Германию к гибели.
Поэтому, когда полковник Оппенгейм поручил мне проверить данные о некоторых новых полках и батареях, о которых упоминалось в указателе полевых почтовых станций, то я подумал о Флейшере. Зная, где он работал, я послал доверенное лицо, чтобы условиться о тайной встрече.
Я в кратких словах изложил ему задание, прибавив, что его ждет хорошее вознаграждение, которое даст ему возможность [41] помочь своей семье. Я не скрыл от него опасности этого задания, которую он прекрасно понимал и сам, однако, насколько мог, уменьшил эту опасность, снабдив его бумагами, доказывающими непригодность его к военной службе. Флейшер колебался, но, когда, я ему показал образцы искусства нашего гравера, включая паспорт, дающий его владельцу право езды по германским железным дорогам, он понял, что у него есть шансы на успех, и принял мое предложение.
В течение недели я ознакомил его с теми сведениями, которые нам требовались, и он был готов к переходу границы. Он уехал, снабжённый адресом нашего агента в Ситтарде, который был предупреждён и получил инструкцию переправить его через границу в Аахен. По прибытии на место Флейшер должен был действовать самостоятельно.
Наш агент в Ситтарде, принадлежавший к шайке оперировавших в этом крае контрабандистов, сообщил нам, что путешествие в Аахен прошло благополучно. Мы терпеливо ждали. Через три недели я получил телеграмму, адресованную одному из наших агентов в Роттердаме: