Секретные агенты против секретного оружия
Шрифт:
Верн снова настаивал на исключительной важности оружия «фау».
Разумеется, мы предвидели, что Верн может быть арестован во время поездки в Лондон. Все нити, сосредоточенные ранее в руках Верна, были переданы Октаву. Он, вернувшись во Францию и проверив положение, принялся подыскивать подходящее место для новой «Централи».
Октав знал, что Верн долгое время серьезно интересовался проблемами межпланетных полетов. Его записи и расчеты вполне можно было принимать всерьез. Они не содержали ничего фантастического. Техническая мысль Верна была достаточно широкой для того, чтобы он мог по-деловому рассчитать время полета ракеты из Кале
Проблемы, поставленные перед Октавом, располагались примерно в следующем порядке. Необходимо было:
1. Установить, на каких заводах изготовляются основные механические и электрические детали «фау» и жидкий кислород для ракет.
2. Уточнить местоположение пусковых площадок.
3. Организовать саботаж на строительстве этих площадок.
4. Убедить союзников в необходимости повторения операции «Арбалет», направленной против оружия «фау».
Как мы увидим, Октав превосходно справился с выполнением этой программы, хоть и заплатил за это собственной жизнью.
События в Лионе вскоре дошли до Фридриха-Вильгельма Канариса, имевшего своих шпионов даже в недрах гестапо.
Терпеливо и медленно Канарис начал готовить переход этого интересовавшего его дела из рук гестапо в свои. Этот переход облегчался тем, что аресты ничего не изменили; следствие топталось на месте, а организация продолжала свою подпольную работу. Канарис задался целью, захватив один из передатчиков группы Марко Поло и шифры к нему, от имени второй организации снабжать союзников фальшивыми сведениями. В частности, предполагалось сообщать об отказе фюрера от оружия «фау» для того, чтобы втайне создать новые центры его производства.
Ни на секунду Канарис не допускал мысли о возможном разгроме Германии [44] . Он сам был в немилости и даже вынужден был официально передать руководство ведомством своему заместителю, полковнику Георгу Ханзену.
Прикрывшись маской безграничной преданности Гитлеру, полковник Ханзен был на самом деле одним из лучших и вернейших агентов Канариса. Он выполнял обязанности связного между Канарисом и группой видных генералов, замышлявших устранение фюрера.
В последние дни 1943 года Канарис и Ханзен готовили «блестящую комбинацию», осуществив которую, они могли бы говорить с союзниками от имени группы Марко Поло.
44
В частности, см. немецкий журнал «Документы» № 7. Легенда о Канарисе, якобы работавшем на союзников, была распространена его бывшими сотрудниками, желавшими укрепить свое положение после окончания войны. Эта версия полностью вымышлена. (Примечание автора).
Фантастические россказни Верна, на которые «клюнуло» лионское гестапо, послужили Канарису поводом для вмешательства.
9 декабря 1943
Долгая дискуссия с «Ком-комом» [45] , эсэсовцем-силезцем, который конвоирует меня до школы военных врачей. Мой страж убежден в том, что лионское нападение на машину непременно будет повторено.
После обычных пыток Барбье предлагает мне свободу, если я соглашусь заговорить.
45
От немецкого «Komm, komm!» — «Иди, иди!»
Отвечаю, что свободы мне все равно не видать, поскольку «Ком-ком» обещал пристрелить меня на месте.
— Помните случай с полицейской машиной в Лионе?
Барбье отправляет меня в погреб и обещает завтра заняться со мной «по-серьезному».
Вскоре в подвал является «Ком-ком».
Предупреждаю, что со мной еще не кончили, но это не мешает ему увести меня. Уходя, замечаю, что в книгу привода и увода арестованных он меня не записал, и с интересом ожидаю дальнейшего.
Из рассказов товарищей, сидевших в погребе, выясняю, что Барбье спустился туда в половине третьего ночи с воплями:
— Верн! Верн!..
Естественно, никто ему не ответил.
— Швайнехунд! Он смеет спать!..
С хлыстом в руке Барбье бросается разыскивать меня среди пленников.
Но Верна нет. Кейн Верн. Полная паника. Лишь в три часа кому-то пришло в голову позвонить в Монлюк и спросить, нет ли меня там.
В форте Монлюк вопрос обо мне воспринимается как срочный вызов. За мной приходят. Вооруженного эскорта под рукой нет, и мы отбываем втроем на грузовике — шофер, «Ком-ком» и я. «Ком-ком» сильно нервничает. Шофер, пожалуй, еще больше.
Мы слегка задеваем трамвай и разбиваем вдребезги ручную тележку. За нами устремляется полицейский на мотоцикле.
— Террорист! — орет «Комком» и хватается за автомат — трофейный «стэн», отнятый у англичан.
Он выстрелил, промахнулся. Автомат тут же заедает.
— Английское дерьмо! — вопит «Ком-ком», бросает автомат на пол машины и начинает пинать его ногами.
— Конечно! — подбавляю жару я. — Это оружие делает Невиль Чемберлен. Посмотри, там есть клеймо — «Бирмингам Смолл Армс Kо!..»
— Так я и знал! — говорит «Ком-ком» и вытаскивает здоровенный автоматический пистолет. — Но я дорого продам свою шкуру!.. Хайль Гитлер!
— Да здравствует де Голль! — восклицаю я, чтобы поддержать воинственную атмосферу.
Шоферу она не нравится вовсе, он гонит как сумасшедший и подлетает к школе военных врачей в ту минуту, когда двери ее открываются.
Мы поспешно поднимаемся по лестнице и наталкиваемся на Барбье.
— Он мне не нужен — заявляет Барбье, указывая на меня. — Отвезите его обратно в Монлюк. Кстати, где его наручники?
— В кармане, — отвечаю я, — энтшульдиген зи… [46]
— Уведите его! — орет Барбье. — Хайль Гитлер!
— Смерть предателям! — отвечаю ему в тон, и мы отбываем.
По дороге мы сбили двух велосипедистов и начисто срезали столб электрического фонаря. Вот и Монлюк.
— Почему тебя так часто допрашивают? — недоуменно задает вопрос «Ком-ком».
— Потому что я ни в чем не виноват! — логически завершаю разговор я.
10 декабря 1943
46
По-немецки — «извините меня». Верн нарочно говорит с французом предателем по-немецки.