Секретные агенты против секретного оружия
Шрифт:
На воле Сопротивление продолжает сражаться и бьет крепко. У одного «зугана» оказался при себе спрятанный номер подпольной газеты «Попюлер», датированный сентябрем. Из него мы узнали, что Комитет сражающейся Франции признан официально всеми союзными правительствами.
В той же газете сообщалось, что в области Ардэш, возле городка Тин, состоялась схватка. Погибли двенадцать макизаров и три немецких солдата.
Ужасно жаль было уничтожать газету, но длинные списки заложников опасно хранить на себе. Это карается.
Приятно то, что дурные вести из России оказались
Допросы продолжаются, но проходят спокойно, без пыток. Иногда разгорается даже нечто вроде дискуссии.
Сегодняшний допрос был отмечен прибытием некой очень важной шишки, по всей вероятности — Кальтенбруннера.
При его появлении все вскочили. Явно взволнованный Барбье представил нас:
Это Верн. Это полковник Икс, это обершарфюрер Игрек… Криминаль-комиссар Зет… А это молодой Дубль-Be, заслуженный боец русского фронта… Он вместе с нами работает над делом Верна.
Молодой офицер краснеет от смущения. Я принимаю подчеркнуто скромный вид.
— Какая мерзкая морда! — заявляет глядя на меня один из адъютантов великого человека, вошедших вместе с ним. — Людей с такой внешностью следует расстреливать на месте!..
— Не остроумно! — возражает великий человек. — Не следует говорить так о том, кого нам на самом деле придется расстрелять!..
Наступает то самое неловкое молчание, о котором пишут в романах. Гробовое молчание.
Великий человек отрывисто восклицает: «Хайль Гитлер!» и выходит со всей своей армией.
— Отправили бы вы его лучше домой, — говорю я. — А то еще пришибут, как Гейдриха в Чехословакии!..
По непонятным причинам за простой дружеский совет меня награждают очередной трепкой.
28 декабря 1943
Другая важная персона, прибывшая из Берлина, спрашивает, соглашусь ли я работать в немецкой лаборатории, занимающейся радарным обнаружением летящих самолетов.
Отвечаю, что в принципе не одобряю бомбардировок гражданского населения, но над этим предложением подумаю…
Неужели я выйду отсюда не в потусторонний мир, а куда-то в иное место?
Получил продуктовую посылку, в которую вложено шесть носовых платков желтого цвета. На посылке отчетливо видна условная пометка нашей группы, но никакого письма при ней нет.
Обрабатываю платки всевозможными химическими реактивами, какими только располагаю. Применяю тепло, мочу, лимонный сок, йод, витамин С… Никакого результата. Не воображают ли они, что у меня здесь есть лампа ультрафиолетовых лучей?..
Придя в отчаяние, иду советоваться с верными людьми. Они считают, что все очень просто: шесть платков, 6 марс [47] , значит — 6 марта. В день шестого марта состоится открытие второго фронта, массовая высадка союзных войск
47
По-французски «шесть носовых платков» — «six mouchoirs», а «6 марта» — «6 Mars». Людям свойственно принимать желаемое за реальность.
Потрясенный глубиной этих умозаключений, я спрашиваю:
— А почему платки желтые?
Минута молчания и категорический ответ:
— Чтобы понял, что ты рогоносец. Впрочем, это очевидно и без платков.
Ответ остроумный, но как быть, если я не женат?
Нас начинают сильно донимать вши.
Один из допрашивавших меня — эсэсовский офицер — непременно хотел, чтобы я назвал себя «посланцем Москвы».
Я вынужден был не согласиться с ним. Он настаивал.
— Скажешь, ты никогда не был в Москве?..
Мне безумно хотелось крикнуть: «Не был. И ты тоже!»
С огромным трудом я удержался от этой реплики. В этих местах юмор ценится не слишком высоко.
31 декабря 1943
По случаю уходящего года генерал Ганеваль делает общий обзор военного положения. Он считает, что война не может окончиться ранее середины 1945 года. Он предлагает не переоценивать крушения Италии. Итальянская стена из макарон это одно, а стена из германской стали — совсем другое.
Самые тяжелые бои еще впереди.
Любопытно видеть, как действуют эти прогнозы на наших товарищей. Далеко не все умеют смотреть правде в лицо. Одни плачут, другие выражают недоверие. Как выдержать еще целых полтора года?! Бедные люди, они не понимают, что Ганеваль — розовый оптимист. В своем анализе он даже не упомянул о секретном оружии!
Среди всеобщего волнения проходят последние минуты 1943 года.
Патриотические гимны нам запрещены, но стихийно возникает песнь концентрационных лагерей:
В лагерях, на торфяных болотах, За колючей проволокою мы Умираем молча на работах От восхода до вечерней тьмы. О, земля отчаянья и страха! Ты сломила молодую прыть, На плечах — истлевшая рубаха, Злую землю надо рыть и рыть…Женщины оказались счастливее нас; им разрешили спеть «Марсельезу».
Вечер завершается поэтическим фестивалем. Генерал Ганеваль декламирует на память удивительную поэму Жан-Марка Бернара:
Из глубины могил, из глубины траншей Мы тянем руки ввысь и злобой слезы душим. Господь! Когда наш стон достиг твоих ушей, Пошли покой иссохшим нашим душам…Когда приходит мой черед, читаю поэму Арагона, превосходно подходящую к обстановке: