Секретные поручения 2. Том 1
Шрифт:
Телефон – это кровопийца. Недаром индеец-каннибал племени макао, которому продемонстрировали телефонный аппарат в действии, сказал: «А-а, этот штучка делает фарш через эти маленький дырочка». Дремучий сын матушки-природы сразу обо всем догадался. Не в пример нам, людям цивилизованным.
И чем дороже и совершеннее аппарат, тем больше от него неприятностей. Устройство спутниковой связи Джохара Дудаева, благодаря которому первого президента независимой Ичкерии вычислили и накрыли ракетным залпом, стоило целое состояние. Мобильник «Моторола», который прокурор Рахманов приобрел за триста тридцать условных единиц, имел в числе своих
А для сканирования переговоров, ведущихся через трансляторы сотовой связи, не требуется громоздкого оборудования. Все умещается в небольшом чемоданчике. И через два часа после разговора Дениса Петровского с Беловым видавший виды старенький «жигуленок» припарковался на обочине напротив кирпичной девятиэтажки, где проживал Рахманов. Время было позднее, на улице минус четыре, и человек, который сидел на водительском сиденье, пил обжигающе горячий крепкий чай из термоса. Когда срабатывала «пищалка», реагирующая на сигнал, он ставил пластмассовый стаканчик в специальную подставку и слегка подкручивал ручку настройки частот. За период с 20.15 до 24.00 было зафиксировано двенадцать входящих и два исходящих звонка. В отчете, который водитель «жигуленка» составит на следующее утро, будет приведен список всех номеров и подробная расшифровка разговоров. Входящие – это сын, студент МГУ, теща, некто Саша, владелец автомастерской, два ошибочных набора, опять теща… И так далее. Обычный ежевечерний круг немолодого женатого человека. Выбивался из списка разве что один звонивший – его Рахманов величал Дмитрий Дмитриевич (в отчете он будет обозначаться аббревиатурой ДД). Беседа состояла буквально из нескольких фраз.
ДД(высокомерно): Я получил вашу передачу, спасибо.
Рахманов:Не за что. Что-нибудь интересное?
ДД(тем же тоном): Пожалуй, ничего. Завтра встречаемся там же. До свидания.
Рахманов:В какое время? Алло? Алло? Отключился…
Вот и весь разговор, как пел Вахтанг Кикабидзе. Что любопытно – два исходящих звонка Рахманова адресованы именно на номер ДД. Правда, разговор так и не состоялся, поскольку Рахманов дважды выключал связь на втором гудке, не дожидаясь, когда на том конце отзовутся.
Будут ли иметь какие-то серьезные последствия эти разговоры, или упокоятся с миром в каком-нибудь полуподвале с табличкой «архив»? О том никто пока еще не знал: ни сам Рахманов (что понятно), ни человек в видавших виды «Жигулях». Сразу после полуночи он с третьей попытки включил двигатель своей машины и, не дожидаясь, когда тот прогреется, уехал в неизвестном направлении. Больше он здесь не появлялся. Правда, на этом же месте позже парковались другие автомобили, и там сидели другие водители – но имели ли они при себе термосы с крепким чаем и маленькие чемоданчики на переднем пассажирском сиденье?.. Никто почему-то не обратил на это внимания.
Где-то в половине второго ночи Таня Лопатко встала, чтобы отыскать сигареты. Она нашла их в прихожей, рядом с темным пятном распластанной на полу одежды. Таня присела на корточки, щелкнула зажигалкой, закурила. Ее куртка (китайской выпечки «Найк», очень приличная, кстати, модель прошлого года) валялась в неестественном положении убитого наповал человека. Таня вспомнила, как снимала ее, – тогда ей хотелось только поскорее избавиться от всего, что на ней надето. А сейчас так и подмывало взять кусочек мела и очертить этот силуэт. Смерть моральных принципов наступила между десятью и одиннадцатью часами вечера в результате проникающего ранения в область промежности… И патологоанатом не поставит диагноза – мораль не его сфера.
Она посмотрела на свое отражение в зеркале и плотнее сжала голые колени: отражение отдавало порнографией. Да и все происходящее тоже.
«Ты ли это, родная?»
«Ну а кто же? Естес-сно, это я».
– Так и запишем, – сказала она вслух.
– А? – сонно отозвался из спальни Коленька Вышинец.
– Ничего, – сказала Таня. – Спи.
– Что ты там делаешь?
Таня подняла куртку, повесила на вешалку, бережно поправила вывернутый рукав. Потом подняла сигареты с пола и вернулась под теплое одеяло.
– У тебя ноги ледяные, – сказал Коленька.
Таня выпустила струю дыма в потолок.
– Раньше за это судили.
– За что? – поинтересовалась она. – За холодные ноги? Или за ледяное сердце?
Коленька зевнул и тоже взял сигарету.
– За ноги, дорогуся. По закону Великобритании тысяча восемьсот какого-то там года… – Огонек зажигалки осветил нижнюю часть его лица. У него были пухлые, почти женские губы.
– Это нам на втором, кажется, курсе читали?.. В общем, если муж заявлял, что у жены холодные ноги, ее могли это…
Он опять широко протяжно зевнул.
– Извини. Не помню уже. Забыл. Или развод давали без права на часть имущества, или там…
Он приподнял в раздумье брови и посмотрел на Таню.
– Или, дорогуся, принудительное лечение.
– Ноги, что ли, отрубали? – сказала Таня в потолок.
– Не-а. Хуже. Она должна была дать чокнутому негру. Там специальные негры были при каждой тюрьме. Чокнутые. Считалось, кто даст негру, у того ноги горячеют.
– А-а, – сказала Таня. Она привстала, приподняла подушку и нащупала там свои трусики. Приподнявшись на мостик, быстро надела их. – Слушай, Коля-Николай. Только без обид, ладно? Вот. Не знаю, может тебя так мама в детстве называла, или тетя, или еще там кто… Но лично мне совсем не нравится, когда меня называют «дорогусей». Терпеть не могу это слово. Без всяких «дорогусь», пожалуйста. Договорились?
Коля пожал плечами.
– А чего?
– А ничего, – ответила Таня.
Он вытолкнул дым из ноздрей и улыбнулся. Потом с бывалым видом приобнял ее, накрыв ладонью грудь. Правда, получилось это у него не слишком умело.
– Ну и я тоже ничего… – сказал он.
– Ага. Ну, давай, – сказала Таня.
– Что давай?
– Ты ж хотел сказать: «И я тоже ничего, дорогуся».
– Хочешь? Хочешь, чтоб я так сказал?
Таня заметила, что его пальцы крутят сосок на ее правой груди.
– Иди ты знаешь куда, – сказала она, отбрасывая его руку. – К чокнутому негру.
Коленька сразу обиделся и спрятал руку себе под голову. Таню это и рассмешило, и разозлило одновременно.
«Маменькин сыночек, точно, – подумала она. – Ну совсем еще сосунок, пеленочник…»
То, что произошло между ними полчаса назад здесь, на этой постели, напоминало первое самостоятельное кормление годовалого ребенка. Ребенок был очень голоден и совершенно не умел пользоваться ложкой.