Секретный узник
Шрифт:
Если бы фюрер послушался совета Гейдриха!
Протектор Чехии и Моравии снова нахмурился, и лоб его образовал одну прямую линию с носом. Гейдриха не оставляло неприятное чувство, нахлынувшее на него в ставке фюрера. Пожалуй, в основном именно оно его и угнетало. Он подсознательно чувствовал, тошнотворным нытьем под сердцем ощущал, что в великолепном мире, который он, не жалея себя, помог выстроить, произошел необратимый надлом. Ветвистая черная трещина на чистом зеркале. Она мелькнула в бегающих, слезящихся на ветру глазах Гитлера. Какая была в них смятенная и опасная собачья тоска!
Фюрер вызвал его для доклада по экономическим
Гейдрих сразу понял, что почва уже подготовлена. На его приветствие фюрер ответил недовольным изучающим взглядом. Впрочем, это длилось мгновение. Борман фамильярно взял фюрера под руку и увел обратно в бункер. Как няня своевольного ребенка. Напрасно Гейдрих прождал до вечера. Фюрер так больше и не вышел. Лишь на другой день Борман отпустил протектора в Прагу:
– Всего вам хорошего, дорогой партайгеноссе, - с улыбкой, за которой Гейдрих почувствовал затаенную ненависть, сказал он.
– Фюрера больше не интересует информация об экономическом состоянии протектората.
Конечно, Борман и теперь продолжает плести против него интриги. Одно лишь утешение, что он интригует против каждого, кому выказывает свое расположение фюрер. И, безусловно, старый лис Канарис тоже не упускает подходящего случая. Но ничего! Для господина адмирала Гейдрих припас хорошенькую бомбу. Его любимчик полковник Остер уже накрыт. Фюреру интересно будет послушать, как офицер абвера через иностранное посольство пытался предупредить голландцев о готовящемся вторжении немецких армий. Да и в Риме не все благополучно, особенно в немецком посольстве. Наконец, эти красные радиодиверсанты! Абвер не очень-то расторопно взялся за дело... Фюрер должен понять, что Гейдрих не склонен цепляться за высокие посты. Он понимает свою задачу в этой жалкой Чехии как боевое задание, которое должен выполнить и по выполнении доложить: "Мой фюрер, я выполнил приказ, теперь разрешите мне снова посвятить себя моему основному призванию".
Но способен ли еще фюрер слушать других? И, в частности, его, Гейдриха? Свободна ли теперь его воля, или она целиком подчинена темному влиянию полусумасшедших мистиков и придворных льстецов?
– Пригласите штандартенфюрера, - сказал он в микрофон и нажал кнопку звукозаписывающего механизма.
– Хайль Гитлер!
– Зиберт споткнулся о порог и выронил папку с документами. Тяжело дыша от волнения и натуги, принялся собирать разлетевшиеся по полу бумаги.
– Здравствуй, старый служака, - Гейдрих покосился на вспотевший затылок ползающего у его ног штандартенфюрера. Засиделся ты, братец, у меня в аппарате, засиделся... Не послать ли проветриться куда-нибудь в Киев или Париж? А может, в помощь Глобоцнику? У того явно не хватает творческого воображения. Это надо же, додумался подключать выхлопные трубы грузовиков к газовым камерам! Нет, господа, так мы никогда не добьемся нужной производительности. А время не терпит...
– Я привез вам все необходимые материалы, обер-группенфюрер, - Зиберт протянул Гейдриху папку и отер тыльной стороной ладони побагровевший лоб.
– Садитесь, коллега Зиберт, - Гейдрих гостеприимно указал на обитое белым штофом кресло с гнутыми позолоченными ножками.
– Я просмотрю это позднее. А сейчас коротко, - он посмотрел на часы, - введите меня в курс дела.
– Двадцать шестого июня сорок первого года в три пятьдесят восемь утра служба радионаблюдения в Кранце перехватила первую радиограмму передатчика РТХ. Контрразведка тут же отдала приказ радиопеленгаторным станциям вермахта: "Установить время передач РТХ. Степень срочности 1а".
– Передача велась из Кранца?
– Так сперва думали. Но потом выяснили...
– Когда потом?
– Через пять недель.
– Так. Значит, абвер пять недель сидел сложа руки?
– Не совсем, обер-группенфюрер. Руководитель группы радиоконтрразведки Копп искал передатчик сначала в Кранце и Бреслау, затем по всей Северной Германии, Бельгии, Голландии, Франции...
– А он оказался в Берлине, - Гейдрих сделал пометку в блокноте. Всего в трех километрах от центра радиоабвера. Не так ли, дорогой Зиберт?
– Так точно, обер-группенфюрер. Выяснилось, что работают сразу несколько передатчиков.
– Запеленговали?
– Они постоянно меняют частоты, время и позывные.
– Что же предпринял этот Копп?
– Он затребовал в Берлин взвод из роты радиоперехвата люфтваффе с более совершенной аппаратурой. Для маскировки солдат переодели в форму почтового ведомства, а пеленгаторы установили в уличных киосках...
– ...И туда посадили почтовых чиновников?
– Никак нет, обер-группенфюрер. Радисты делали вид, что чинят телефонный кабель. Но передачи были настолько короткими, что радисты просто не успевали взять пеленг. К тому же иногда передатчик замолкал на несколько суток...
– Пусть трудности абвера волнуют Канариса.
– К двадцать первому октября, обер-группенфюрер, - Зиберт, впавший было в размеренный тон, спохватился, - местонахождение засекли.
– Он вновь перешел на скороговорку.
– Один передатчик действовал вблизи Баварской площади, другой - возле Парка Инвалидов, третий - на Морицплац. Но двадцать второго они все вдруг замолчали.
– Спугнули?
– Да, обер-группенфюрер. Копп забыл переменить на машинах номера. Очевидно, кто-то из них обратил внимание, что машины по ремонту кабеля имеют буквы военно-воздушных сил.
– Прекрасно!
– Гейдрих сделал еще одну пометку.
– Что предпринял Канарис?
– Он подключился к операции как раз после этой истории. Отделу контрразведки было поручено срочно найти передатчики.
– Кто там у них сидит? Роледер?
– Точно так, обер-группенфюрер, полковник Роледер. По прямому проводу Роледер связался со своими филиалами на оккупированных территориях. Вскоре выяснилось, что РТХ работает в Генте и Брюсселе. Понадобилось две недели, чтобы установить точное местонахождение: отрезок улицы Атребат, где находятся дома девяносто девятый, сто первый, сто третий.
– Лишние подробности, Зиберт. Притом, если мне не изменяет память, Атребат в Брюсселе, а как же Гент?
– Передатчик в Генте замолк.
– Так. Дальше.
– В ночь с двенадцатого на тринадцатое декабря в подвале дома сто один был, наконец, задержан первый радист, назвавшийся Карлосом Аламо.
– Кто его взял?
– Капитан Пипе. Он же дал и название всей операции.
– "Красная капелла"?
– Точно так, обер-группенфюрер.
– Что было сделано еще?