Секс-опекун по соседству

Попова Любовь

Мои проворные пальцы уже расстегнули все пуговицы, а его руки взялись за воротник моего коричневого платья. Резкий треск ткани на мгновение приводит в себя. Отрезвляет. Еще есть шанс уйти…

Открываю глаза и тут же вскрикиваю, когда упираюсь взглядом в животную страсть его чернеющих глаз.

Сейчас он больше напоминает чудовище, что, не спуская с меня тяжелого взгляда, сильнее раздвигает ноги, а я чувствую между ними щемящую внутренности пустоту. И страшно, и голодно.

Я словно жертва, распятая перед своим мучителем, пока он медленно высасывает из меня жизнь. Забирает все себе. А я, что?

Все отдаю. Как тогда, подношу ему себя, уже хорошо зная, что он вновь разобьет остатки чувств.

Тамерлан опускает лицо, и я втягиваю через рот воздух, когда его губы придавливают один сосок, а второй сжимает из неоткуда взявшаяся рука.

С задницы пропадает вторая, и я слышу, что она уже занята освобождением рвавшейся наружу плоти. Она со шлепком касается моего бедра, пугая размерами сильнее обычного, и я даже взглянуть на нее хочу, чтобы понимать масштабы ожидающей меня катастрофы, но неожиданно оказываюсь на животе, а ягодицу опаляет удар тяжелой ладони.

Вскрикиваю и тут же издаю стон, когда Тамерлан заглаживает удар. Ровно до той секунды, чтобы нанести новый.

— Тебя лупить и лупить, — рычит он за спиной, заставляя мурашки взбунтоваться, а сердце пуститься галопом бешеного жеребца — Драть и драть. Может, только тогда ты станешь послушной. Проверим?

Глава 27. Алла

Вопрос в пустоту, потому что ответа я не знаю.

Его вторая рука проводит по спине, режет кожу лопаток и тянется выше. Его цель — два высоких банта, которые он стягивает. Не откидывает в сторону, а завязывает на моей шее, пока пальцы на ногах от страха и предвкушения поджимаются. А сердце стучит быстрее колес поезда по рельсам. Мокрый поцелуй разгоняет этот состав похоти до полной скорости, так что дыхание уже перехватило, а кожа на лице натянута до предела.

Давление на шею не сильное, но Тамерлан словно зафиксировать меня хочет, а я кричать хочу: «дурак, куда я денусь!».

Сглатываю, прикрывая глаза, чувствуя, как все сильнее закручивается тугая спирать внутри живота, готова вот-вот выстрелить так же, как готов ворваться в меня огромного размера член. Самый кончик уже касается влажных складочек, почти ласково, скользит вверх-вниз. Тамерлан пинком заставляет расставить ноги шире. Но не остужает жар, который вынуждает меня задыхаться. Замереть в ожидании. Сглатывать вязкую слюну и убеждать себя, что я сама этого хотела. Так давно хотела его член внутри себя. И плевать на боль, уверена, с ним даже она станет приятной.

— Тамерлан, — выдыхаю, не в силах сдерживаться, когда он вдруг тянет ленты на шее на себя, заставляя сильно изогнуться и ловить ртом воздух.

Перед глазами чёрные точки. В груди разбухающее, как тесто, сердце. Между ног еле сдерживаемый фонтан.

— Дыши. Главное, дыши... — только и шипит он, прикусывая мочку уха, опаляя влажностью кожу. Но я уже не чувствую это, потому что горячая плоть принимается неспешно тереться между складочек, задевая тот самый эпицентр, который вынуждает меня забыть о страхах, боли, разуме. Обо всем постороннем.

Нет больше войны. Мы сложили оружие ради самого порочного перемирия.

Нет больше Аллы, есть женщина Тамерлана, которая готова терпеть все, что бы он ей не приготовил... Особенно, если

это оргазм, настигнувший внезапно, как прятавшийся в дебрях зверь. Он впивается в мое существо, вынуждая сотрясаться от тянущих внутри живота спазмов и лить слезы от того, что так долго копившееся напряжение, наконец, отпустило. Словно фантомная боль у старого вояки.

Ленты слетают с шеи, но руки Тамерлана обхватывают пару оставшихся от прически косичек и продолжают держать меня изогнутой, пока головка его члена, покачиваясь, трогает край входа, словно разрешение спрашивает. Словно оно ему требуется, когда каменная плоть медленно растягивает меня изнутри.

Дергаюсь, не давая этому случиться, слыша его тяжелое дыхание. Многое бы отдала, чтобы слышать, что он сейчас думает, чего хочет, как сильно, как быстро, как долго?

Но страх не отпускает, и вот-вот закричу от боли, которая мне порой снилась в кошмарах. Но Тамерлан вдруг отпускает шлепком груди на стол, упирается лбом в спину и выдыхает:

— Бл*ть, и как тебя трахать, мелюзга?

Он крепко обнимает меня за талию, так, что дышать становится тяжелее, но все мои обострившиеся чувства между ног, в той самой сокровенной точке соприкосновения. Тамерлан не из тех, кто сдается, поэтому продолжает по миллиметру настойчиво бурить себе туннель к своему удовольствию, которое очень скоро брызгами нефти оросит мне кожу. Мягкими стенками влагалища ощущаю каждую вену его распухающего как губка ствола и инстинктивно сжимаюсь.

Хочу закричать и противиться, но сил после оргазма почти нет. Тело охватывает крупная дрожь.

— Какой он большой, — только и хнычу я, когда член вошел только наполовину, а дальше просто нет места. Стараюсь дышать глубже, но это ничуть не помогает справиться с внезапно накатившей паникой. — Тамерлан, может, не стоит.

— Просто закрой рот, я почти добрался до тебя, — шумно вдыхает он и с силой толкается до самого конца, кажется, задев матку и шлепнув яйцами о задницу. Ощущения растянутости сопровождаются дискомфортом от глубины проникновения.

Мать вашу. Больно же!

— Тамерлан… — хочу привлечь внимание, но в ответ слышу только рык, в следующий момент член, чуть выйдя, врывается снова, но уже более резко. — Я не вытерплю...

— Заткнись, — только и рявкает он, одной рукой сдавливая сильнее талию, а второй поглаживая губы, внезапно просовывая в рот крупный палец. — Просто заткнись.

Расслабляю все тело, подстраиваясь под каждое движение. Кажется, что он таким темпом пытается усыпить мою бдительность. Оказываюсь права, когда очередной толчок сопровождается моим вскриком. Отдых прекращается, потому что меняется скорость пошлых толчков.

Больше Тамерлан не пытается меня жалеть, а врывается, с каждым ударом снося все рамки, нагроможденные в моей голове за два года. Страхи о том, что его член может разорвать, больше не терзают. Теперь остался лишь один, что это может закончиться. Что отточенные движения прекратятся, а зубы моего мужчины перестанут резать влажную от испарины страсти кожу.

— Боже... — мычу, когда Тамерлан откровенно вколачивает меня в стол, стискивает руками тело, толкая палец в рот все чаще. Пусть я ощущаю непривычную боль, но вместе с тем мое тело подчиняется ему, выгибается и просит не прекращать.