Секта
Шрифт:
7
Был солнечный, знойный день, за кирпичной кладбищенской оградой не ощущалось ни малейшего движения воздуха. Над песчаными дорожками дрожало жаркое марево. Издали, со стороны Амагерброгаде, протянувшейся параллельно южной стене кладбища, доносился монотонный шум улицы. Кладбище принадлежало расположенной в Кристиансхавне церкви Христа Спасителя, оно было устроено за городской чертой во время холерной эпидемии. Ева была отличным краеведом и, когда они вместе гуляли, часто сообщала ему всякие исторические подробности, а он только кивал и поддакивал.
Томас наклонился к могиле с черным надгробием и убрал увядший букет и сгоревшую свечку в алюминиевой подставке, оставшиеся с предыдущего посещения. Совесть тотчас же укорила его за то, что это было давно, в рождественские праздники. Он бы и рад был бывать здесь почаще, но не переносил вида кладбища. Оно словно не имело отношения к живой Еве. Могила лишь напоминала ему о том, как это несправедливо, что Ева покоится здесь, тогда как могла бы сейчас, живая, гулять с ним по Амагерброгаде.
– Ты знал, что это кладбище было основано в связи с большой эпидемией холеры? – раздался сверху голос стоявшей рядом Виктории.
На фоне синего неба седые волосы, точно наэлектризованные, топорщились вокруг ее лица взъерошенной копной.
– Вот как, – сказал он, складывая мусор в приготовленный для этого пластиковый мешок.
Виктория выпустила в воздух облако дыма из неизменной самокрутки с табаком «Петтерё»:
– Да, в тысяча восемьсот пятьдесят третьем году был издан запрет на захоронение в пределах городских стен. И слава богу.
– Почему – слава богу?
– Потому что иначе моя антикварная лавка не оказалась бы сейчас по соседству с церковью.
Томас кивнул. Антикварная лавка Виктории располагалась в нескольких шагах от церкви Спасителя, в которой в свое время проходило прощание с Евой.
Он посмотрел на Викторию. Она, как всегда, была одета в безупречный костюм из твида и блузку с расстегнутым воротом, словно представительница никому не ведомого круга кристиансхавнской аристократии.
– Тебе не жарко в этом костюме?
– Это еще не причина, чтобы ходить растрепой.
– Таких, как ты, я больше нигде не встречал.
– Надеюсь, что это так. Терпеть не могу копии. Потому я и любила общаться с Евой.
Томас выпрямился и вытер испачканные руки о джинсы.
– Спасибо, что пошла со мной.
– Не за что. Хотя, вообще-то, у меня от кладбища мурашки по телу. Лучше бы ты развеял ее прах над Эресунном.
– А так можно?
Виктория пожала плечами:
– В любом случае так было бы лучше.
Они молча постояли у могилы. Томас пожалел, что купил анютины глазки, и чуть было не убрал их с надгробия. Зато Виктория принесла прекрасный букет – простой и скромный, как раз такой, какой понравился бы Еве.
– Сколько же всего мы так и не успели вместе сделать, – невольно вырвалось у него.
– Может, хватит тебе уже казниться?
– Я должен был это предвидеть!
– Нет. Ты должен оставить это позади. Ева сказала бы тебе то же самое.
– Может, лучше убрать эти несчастные цветы. Вид у них просто ужасный, – сказал Томас, махнув на анютины глазки.
– Да. Цветы
Томас нагнулся и забрал с могилы вазочку с анютиными глазками.
– Я серьезно, Виктория. Чувство вины здесь ни при чем, я должен был это предвидеть. Всю сознательную жизнь я проработал в полиции и достаточно насмотрелся на то, какие ужасы творят люди. Я видел насилие, заглядывал в глаза убийцам, встречался с жертвами преступников, знаю статистику. У меня отличная подготовка. Как же я не позаботился поставить квартиру на сигнализацию? Почему так часто оставлял Еву дома одну? Почему не обратил внимания на обстановку у себя в районе, не выследил воровские шайки? Прежде чем грабить квартиру, они же наверняка сперва несколько недель изучали место будущего преступления. Меня учили распознавать признаки такой деятельности… А я оказался совершенно беспомощным.
– В тебе просто говорит чувство вины.
– Нет, не только. – У Томаса пересохло в горле, и он сделал глотательное движение. – Нужно уметь вовремя почуять зло. Его приближение. Угадать, когда оно нанесет удар. Почему же в решающий момент я точно ослеп? – продолжал Томас, глядя в глаза Виктории. – Как говорится в старинной поговорке – главный фокус дьявола в том, чтобы оставаться незримым.
Виктория оробело огляделась вокруг:
– Слушай, Томас, это не самая приятная тема.
– Это сказано в переносном смысле.
– Возможно, но как ты посмотришь на то, чтобы поскорей убраться отсюда?
Они двинулись вперед по узкой дорожке между могилами. У ворот, ведущих на Амагерброгаде, работал могильщик. Он разравнивал граблями песчаную дорожку, поднимая вокруг облако мелкой пыли. Виктория закурила сигарету и выпустила уголком рта струю дыма.
– Ты ведь, кажется, знаешь, что я по четвергам играю в карамболь с Ломаном?
– И теперь ты хочешь объяснить мне, как глупо я поступил, отказавшись дальше на него работать?
Она пожала плечами.
– Йонсон мне уже все высказал, так что можешь не тратить на это силы.
– Но ты же так хорошо умеешь…
– Ну да, подглядывать в замочную скважину. Все так говорят, но я не хочу этим заниматься ради того, чтобы та или иная страховая компания сэкономила энную сумму денег или чтобы какой-нибудь неудачливый супруг мог убедиться, что супруга ему изменяет. Уж лучше я пойду в золотари!
– Между прочим, золотари – вымирающая профессия, – иронически бросила Виктория. – Я прекрасно тебя понимаю, но ведь не обязательно заниматься именно этим.
– Ломан предлагал как раз такую работу.
– Ну так и бог с ним, с Ломаном! Почему ты не хочешь начать свое дело?
– Свое дело? – Томас остановился и посмотрел на нее. – И чем же я займусь? Открою антикварную лавку, как ты, или распивочную, как Йонсон?
Виктория рассмеялась:
– Для этого у тебя нет необходимых социальных навыков, Томас. Не пройдет и недели, как ты распугаешь всех клиентов. Нет, но почему бы тебе не открыть собственную сыскную контору?
– Ты хочешь сказать… – начал Томас и остановился, не в силах произнести вслух это слово. – Стать частным детективом?