Секта
Шрифт:
– Ворон, – окликнул его Миккель.
Томас обернулся через плечо.
– Послушай доброго совета: постарайся забыть об этом.
– Я не просил у тебя советов.
– И все-таки…
– Ты помнишь, какой завтра день?
Миккель отрицательно качнул головой.
– Третья годовщина убийства Евы.
6
Что угодно, только не входи в гостиную…
Ева отперла замок своим ключом. Она разговаривала по мобильному телефону, придерживая его плечом около уха, и локтем открыла дверь. Руки у нее были заняты: в одной она держала портфель, к тому же через руку было перекинуто пальто, в другой – пакет с покупками и букет тюльпанов. Пройдя через
– Привет, любимый, это я, – сказала она в трубку на автоответчик Томаса. – Я только что пришла домой и надеюсь, что мы будем вместе ужинать. Во всяком случае, я купила съестного и бутылку вина. Чмок-чмок, дорогой! Береги себя.
Она сложила свою ношу на кухонный стол и, выключив телефон, отложила его в сторону. Затем вернулась в коридор и затворила входную дверь.
Что угодно, только не входи в гостиную…
Ева оглядела себя в большом зеркале на стене. Лоб у нее был влажен от испарины, а темные пятна под мышками на белой блузке свидетельствовали о том, что позади у нее был тяжелый рабочий день. Расстегнув верхние пуговицы, она вытащила наружу полы заправленной в юбку блузки. Скинув полуботинки, она босиком вернулась на кухню и стала разбирать продукты. Убрав все в холодильник, она плеснула в бокал розового вина и наскоро просмотрела почту. Кроме конвертов с официальными уведомлениями, там была открытка от Лиллиан: подруга приглашала на крестины. Ева улыбнулась, глядя на личико смеющегося младенца, красовавшееся на открытке. Сняв с холодильника один из магнитиков, она поместила на дверцу приглашение рядом с меню от «Эра Ора» [6] , которое сохранила на память со своего дня рождения, и фотографией, запечатлевшей ее и Томаса на борту «Бьянки».
6
«Эра Ора» – ресторан в Копенгагене.
Что угодно, только не входи в гостиную…
Взяв со стола брошенное пальто, Ева отнесла его в спальню и повесила в шкаф. Затем принялась застилать постель. Прежде чем, аккуратно сложив, положить майку Томаса, которую он, а иногда и она надевали на ночь, к нему на подушку, она подержала ее в руках и с наслаждением вдохнула ее запах. Тут Ева зевнула и пошла на кухню допивать вино. Пригубив бокал, она поправила в вазе тюльпаны. Один цветок уже поник, и она выбросила его в мусорное ведро.
Что угодно, только не входи в гостиную…
Взяв вазу, Ева вышла в прихожую. Тут зажужжал оставленный на кухонном столе телефон. Она вернулась. Это было сообщение от Томаса: «Задерживаюсь на работе. Постараюсь не опаздывать. Если что, ужинай без меня».
В ответ она послала ему смайлик с сердечком, положила телефон и пошла в гостиную.
Что угодно, только не входи в гостиную… Ни в коем случае не в гостиную…
Ни в коем случае не в гостиную… Ни в коем случае не в гостиную…
Ева вошла в гостиную, залитую солнцем, которое светило в окно. В комнате было жарко, как в печке. Она обогнула стеклянный столик у дивана и поставила букет на подоконник рядом с низенькими подсвечниками. Некоторое время она переставляла на нем предметы, пока не добилась, чтобы было красиво. Затем растворила окно. Пахнуло прохладой, и Ева постояла, наслаждаясь свежестью бриза и любуясь видом на городской вал с раскачивающимися на ветру деревьями и отблесками солнца на поверхности раскинувшегося за ними озера Магасиндаммен. Закрыв глаза, она сделала глубокий вдох. За спиной скрипнули половицы, она открыла глаза и обернулась через плечо.
Что
Подсвечник со всего размаха опустился ей на голову, раздался громкий треск. У Евы подкосились ноги, и, обмякнув, она повалилась на стеклянный столик, стекло треснуло под тяжестью ее тела. Ева, как тряпичная кукла, повисла на лакированном остове стола, а солнечные лучи, отраженные бесчисленными осколками стекла, засверкали еще ярче. Из открытой раны на затылке на пол текла кровь, постепенно образуя лужу. Неподвижный взгляд был устремлен в потолок, а пальцы левой руки трепетали, словно она играла на несуществующем рояле. В уголке рта проступило несколько пузырьков вместе с вырвавшимся бессознательным вздохом, затем она затихла.
Человек в бейсбольной кепке, одетый в черное, бросил на пол остроугольный подсвечник и оставил его лежать возле Евы. Нагнувшись над телом, он протянул руку в черной обтягивающей перчатке и, приложив два пальца к шее жертвы, проверил пульс. Убедившись, что пульса нет, он снял с ее запястья часы «ролекс» с браслетом «Юбилей» и, спокойно выйдя из гостиной, отправился в кухню. Там он взял со стола ее портфель и, открыв его, вынул ноутбук и кошелек, положил их в лежащий на столе пустой пакет из-под продуктов. Затем вышел из кухни в прихожую и, направляясь к двери, на секунду задержался перед зеркалом.
Покажи мне лицо… Хотя бы мельком… Хотя бы на секунду… Покажи… Покажи лицо…
Человек надвинул на лоб кепку и вышел.
– Покажись, кто ты такой! – закричал Томас и проснулся от собственного крика. Он подскочил, сел и не сразу понял, что находится у себя на «Бьянке».
– С тобой все в порядке, Томас? – послышался с соседней яхты голос Эдуардо. Его яхта была пришвартована рядом.
Томас повернул голову к открытому люку над койкой.
– Да-да, – отозвался он, глядя на звезды над головой. – Ложись и спи спокойно.
Эдуардо буркнул что-то вроде «спокойной ночи» и «приятных снов».
Томас взглянул на электронные часы, было еще только половина пятого. Значит, он проспал всего час или два. Томас тут же понял, что больше не заснет. Он встал и пошел, захватив с собой одеяло, через каюту мимо спящего Мёффе. Выйдя на палубу, он пододвинул одно из белых пластиковых кресел к бортовому ограждению и сел. Замерший канал темнел во мраке. Через мост, ведущий на Кристиансхавн-торв, проехал куда-то фургончик ремонтников, и снова все стихло. В этот час все распивочные заведения закрыты, все жители спокойно спят, в этот час ты сам по себе и никто тебе не мешает. Старая шхуна типа «Гранд бэнкс» легонько покачивалась, баюкая своего хозяина. Томас вспоминал сон, который никогда не менялся. Во сне он пытался предостеречь Еву от того, что затем неизбежно случалось. Во сне всплывали детали, которые обнаружились во время полицейского расследования, – все, начиная с тех действий, которые совершала Ева перед смертью, и кончая предметами, которые унес убийца. Положение трупа и следы нападения он видел своими глазами, когда вернулся с Мёффе домой и нашел ее безжизненное тело.
Иногда во сне ему удавалось мельком увидеть лицо убийцы, но это всегда оказывалось его собственное лицо. Не надо быть психологом, чтобы понять почему. Он и сам догадался, что причиной тому было не отпускавшее его чувство вины. Он не предотвратил убийства и не нашел преступника. Предположительно, это был квартирный вор, которого она на беду застала на месте преступления. Вероятно, он был связан с восточноевропейскими шайками, которые наводнили в то время район, где жили они с Евой, и, скорее всего, давно уже сбежал за границу. На этих скудных данных основывались их с Миккелем предположения, что Каминскому должны быть известны члены той банды. Сейчас, сидя над замершим каналом, Томас впервые осознал, как слаба эта теория и как долго он цеплялся за надежду, что когда-нибудь раскроет это дело. Словом, сплошные слезы. И они лились у него из глаз, пока он размышлял.