Секториум
Шрифт:
— Бывает, — успокаивала я его, накрывая одеялом. — Ты же знаешь, что двигатель работает ненормально. Наверняка он влияет на сновидения.
— А тебе снится что-нибудь?
— Ерунда всякая.
— Адам Славабогувич в эротических кошмарах?
— Хуже.
— Адам Славабогувич в образе импотента?
— Господи, Миша, сколько в тебе дури! Давай, я приготовлю снотворное?
— Не надо. У меня от него конопляные глюки. Какая гадость эта беспилотная навигация, — произнес он громко, чтобы слышали стены. — Теперь я точно знаю, отчего суждено сдохнуть рабу божьему Михаилу. Именно от ожиданий. Ничем другим меня с
— Разве что за длинный язык! Это же надо столько ерунды нагородить.
Он отвернулся, чтобы не видеть черное поле компьютера, и затих.
— Странно, что в таком самолете нет расчетного времени пути, — сказал Джон, глядя на календарь.
— Может быть, есть, только мы не видим панели.
— Я бы видел.
— Может, ты видел, но не смог декодировать информацию.
— Ваш хренов самолет сам не знает расчетное время, — проворчал Миша в подушку.
— Идем, сынок. Дадим ему выспаться.
Календарь отсчитывал второй месяц с момента старта экспедиции из Андромеды.
Термин «белая планета» в языке «сиги» означает «мертвая», также как «белый гуманоид» означает «нереальное существо». Белыми сиги называли планеты, на которых когда-то присутствовала жизнь. Мне казалось, что Птицелов, выбирая это словосочетание, не понимал разницы, также как Джон не понимал разницы между кораблями и самолетами. Вероятно, Птицелов имел в виду, что после фронов остается стерильное пространство космоса. Если так, то трехглазый Джон, осмотрев объект, должен будет сказать, какая участь постигла его обитателей. Если на подлете к зоне нас встретит «белый» патруль и развернет домой, — еще лучше. Если же планета пуста и опасна, — вся надежда на приборы разведки, которыми Миша завалил бытовой отсек под самую крышу.
Что может означать шляпа на талисмане? Колокол? Перевернутая тарелка? Как она вяжется с идеей Птицелова, что землянам там быть нельзя и неземлянам тоже. Его убеждения всегда отличались прямолинейной твердостью, как две параллельные рельсы железной дороги.
«Белым может быть преобладающий спектральный фон, — рассуждали мы на общих советах, — может быть скопление вещества, имеющего белый цвет. Снега, допустим. Почему бы не снега? «Белое», в том же «сиги», в разделе физической оптики, может трактоваться как нечто универсальное». Если посидеть и подумать, из одного слова можно выстроить гипотезы на все случаи жизни, даже на случай прямого контакта с фронами, на который никто кроме Сириуса не надеялся.
— Объясните мне, наконец, что такое информационная цивилизация? — раздражался Миша.
— Возможно, виртуальный интеллект, — отвечал ему Сириус, — рассудок, не привязанный к физическому носителю, который может произвольно возникать и исчезать в любой точке пространства.
— А к какому носителю он, извини меня, привязан? Хоть к чему-то он должен привязываться? Следовательно, это «что-то» существует. А если оно существует, то какой же он виртуальный? Почему тогда наша цивилизация не называется информационной? Мы тоже имеем некоторый информационный запас, привязанный черт знает к чему. Вот, чего я точно не понимаю, так это смысл слова «виртуальный»! Если есть информация, значит, есть носитель. Если носитель есть, следовательно, он реален.
Сириус молчал. Споры с Мишей его утомляли.
— Кто мне объяснит, что такое информационная цивилизация?
— Наверно, она привязана к носителям, которые мы не можем пощупать или осмыслить, — предположила я.
— Если мы не можем пощупать предмет, это не значит, что предмета нет в природе. Я, допустим, тоже не могу пощупать свои мозги, тем не менее, знаю, что они на месте. Я хочу уловить принцип: чем информационная цивилизация отличается от неинформационной?
Напряженное молчание последовало в ответ, нормальная реакция людей, для которых рисковать легче, чем думать. Людей, которые слишком мало знают о самих себе, а потому жизнь для них еще не приобрела характер абсолютной ценности. Она пока еще принадлежит идее, и только потом человеку, который пойдет на все, чтобы задать себе вопрос и найти ответ. «Парадокс», — сказал бы Сириус. Жизнь, которая складывается из парадоксов. Если бы знать, сколько ее осталось? Сколько цифр календаря? Однажды он исчезнет со стены также загадочно, как появился, но экипаж не придаст этому значения. «Батарея села», — решит экипаж.
Джон остановился у арки моего сегмента и встряхнул мокрую тряпку, так что брызги долетели до меня. Потом встряхнул ее еще раз.
— Не хотелось тебя огорчить, — сказал он, видя, что я не сплю.
— Что опять натворил дядя Миша?
— Кажется, он умирает.
— Что он делает? — не поверила я. — Как ты сказал?
— Умирает, — повторил Джон и понес полоскать тряпку в душ.
В коридоре валялась распакованная креокамера и коробки Мишиных медицинских припасов. На пороге я увидела брошенную кислородную маску из аварийного комплекта «Марсиона», а в сегменте на полу — распластанного Мишу. Он был оголен до пояса. Рыжая «шерсть» на груди слиплась от холодных компрессов. Над ним в позе мыслителя возвышался Имо.
— Инфаркт, — сообщил мне Джон и положил прохладное полотенце на Мишу.
— Пока нет, — уточнил Сириус, — но скоро будет, если не принять меры.
— Срочно в креокамеру, — испугалась я, — и домой.
— Он не хочет, — сказал Джон.
— Мало ли чего он не хочет.
Миша приоткрыл глаз, услышав мой голос.
— Все, Ирка! Мне хана, — произнес он.
Выглядел Миша, в самом деле, отвратительно.
— Надо лечь в камеру. Ты заснешь, а когда проснешься, Индер тебя полечит.
— Нет! Все кончено. Нет больше Индера. Нет моей Ксюхи. Ничего… ничего больше нет.
— Что случилось? — спросила я.
Имо отодвинулся от экрана, чтобы показать картинку с датчиков наружного обзора. Миша выпускал их полетать, как только корабль прекращал движение. Если верить изображению, мы стояли на орбите звезды, похожей на Солнце, перед планетой, сплошь укрытой белым туманом.
Миша взял меня за руку.
— Кранты! — сказал он. — Связи нет. Земли нет. Абонент отсутствует… — он хотел еще что-то добавить, но скорчился от боли.
— Посоветуй ему лежать, — просил Джон. — Меня он не слушает, ты скажи…
— Пусть командир скажет.
— На командира он обижен.
— Он на всех обижен, — добавил Сириус, — никого не слушает, никому не верит. Он считает, что мы подошли к Земле. Я сказал: «Михаил Борисович, это «белая планета!» Нет, Земля, да и все!
— Ирка, — простонал Миша, — не дай им упечь меня в ящик.
— Сейчас разберемся. Джон, посмотри, что у нас есть из сердечных препаратов. Имо, проследи, чтобы Миша не шевелился. Сириус, объясни, что за планета на мониторе?