Секториум
Шрифт:
— Я не увижу через приборы, — сказал Джон. — Надо подойти к планете, тогда смотреть.
Идея мне не понравилась, но корабль уверенно стоял в системе. Приборы не обнаружили опасности, не нашли противопоказаний для выхода в космос. Вблизи геоида не нашлось даже признаков обитания «белой расы». Стерильная космическая мертвечина. Зонд отработал и вернулся. Система была похожа на учебную картинку энциклопедии, идеальна, за исключением гелиосома, под которым мы родились и прекрасно себя чувствовали, но я не успокоилась:
— Одного Джона туда
— И я пойду, — заявил Имо.
— Вас вдвоем не пущу тем более!
— Перестань, мать, — сказал Миша. — В «стакане» еще никто не угробился. Пускай посмотрят.
— Не хочу, чтобы мои дети были первыми.
— Да, брось! Нормальная работа. Хочешь, я пойду с ними?
Мишу никто не взял. Сириуса тоже не пустили в капсулу, потому что в разведке от него пользы не было. От Имо пользы было еще меньше, но он, как командир, имел право не мотивировать свои глупые поступки. Впрочем, он себе позволял и, не будучи командиром. Все, кроме меня выразили желание совершить прогулку, хотя, по совести сказать, это была работа контактера. Лезть в капсулу надо было мне. Я имела право выбрать ассистента среди экипажа, более того, в экстремальной ситуации только контактер мог взять на себя обязанности главнокомандующего, которому обязаны подчиняться все «генералиссимусы» мирного времени. Но отсутствие жизненной ауры планеты не вовремя меня деморализовало.
— Скафандры одеть, — приказал Миша, — связь включить. Видеодатчики пальцами не лапать. О внештатной ситуации докладывать без промедления. Матери выдать успокоительное.
— Обойдусь.
— Правильно. Оно мне самому пригодится.
Галактика казалась такой же пустынной и мертвой. Приборы не обнаружили поблизости сколько-нибудь заметных очагов обитания. В нашей Галактике датчик радиофона на таком широком диапазоне поиска уже бы зашкалило.
— До чего ведь, дрянь, похожа на Землю, — загрустил Миша.
— Все нормально с твоей Ксюхой, не волнуйся.
— Успокоюсь, когда увижу своими глазами.
— Сделаем анализ и вернемся. Сириус же не будет возражать. Правда, Сириус?
Сир стоял у Миши за спиной, наблюдая космос на мониторе.
— Подкинем шефу информацию к размышлению, — продолжила я. — Если это все, что осталось от фронов, ему понравится.
— Он еще не видел такой дохлятины, — согласился Миша. — Даже на Плутоне ментосфера экранирует. Даже на самом распоследнем летучем булыжнике можно нащупать что-то вроде слэповой заготовки. А здесь что? Словно зачистку делали.
Сириус молчал. Мне стало жаль его. Не потому, что экспедиция близилась к провалу. К такому исходу готовились все. Мне было страшно представить, как Миша, по возвращении на Землю, всю оставшуюся жизнь будет смеяться над ним, припоминая фронов, как до сих пор припоминал мне Адама. Картина вдруг представилась мне так ясно, словно корабль уже подошел к Галактике. «Может быть, теперь он отцепится от нас с Адамом?» — почему-то подумала я.
— Можно для верности отстегнуть «Марсион» и пройтись над грунтом в тандеме. Ваша флионерская фиговина больно неповоротливая, — рассуждал Миша.
— Зато надежная.
— Мой движок дает в атмосфере десять световых барьеров. А ваше корыто — от силы два. Учуяла разницу?
— Там может быть агрессивная среда.
— А как я на Венере работал? По уши в серной кислоте. Ничего, выдержала даже оболочка скафандра.
— Зато «стакан» в открытом космосе быстрее твоего «Марсиона».
— Давай поспорим, что ни фига? — предложил Миша.
— Хочешь наперегонки?
— Слабо?
— Только не здесь.
— В Андромеде, — согласился Миша, — заметано! — он уставился на картинку. Появилось расчетное время прибытия «стакана» на орбиту, и Сириус, наконец, присел. Теперь мы стали ждать сидя.
— Все путем… — подбадривал себя Миша. — Еще повоюем. Что скажешь, Сир? Признайся по секрету, тебе нравится моя Ксюха?
— Вам не о чем волноваться, Михаил Борисович, — ушел от ответа Сириус.
— Я ж не слепой, вижу, что нравится. А твоим пацанам? — спросил Миша, чем застал меня врасплох.
В динамике раздался хохот, сдавленный акустикой шлема.
— Мы обсудим это, Миша, — ответил Имо, и Миша замолчал. На Имо он все еще был сердит.
— Музыку что ли поставить? — шепотом предложил он.
— Успокойся. Видишь, я совершенно спокойна, и ты угомонись.
О спокойствии не могло быть и речи, особенно, когда «стакан» достиг низкой орбиты и вошел в туман.
— Они не снижаются, — заметил Сир, — пошли по экватору. Надо сбрасывать высоту…
— Что там? — крикнул в микрофон Миша.
— Все чисто, — отозвался Джон. — Надо выйти на грунт, так я ничего не увижу.
— Так в чем проблема?
— Не идет.
— Вы набрали скорость, потому не идет. Тормознись, потом маневрируй.
Датчик показал ровный слой тумана под днищем «стакана». С места события все выглядело так, словно он встал на белое полотно, бескрайнее во все стороны горизонта.
— Что же его застопорило? — удивился Миша и вывел на экран химический анализ среды.
— Капсула не подчиняется, — доложил Джон.
— Конечно, не подчиняется, — согласился Миша, — десятипроцентный алгоний за бортом. Все! Возвращайтесь! — постановил он и поднялся с кресла. — Пошел готовить «Марсион». Игрушки флионеров меня утомили, — но, сделав шаг к коридору, вспомнил о своем недавнем самочувствии.
— Сядь. Ребята вернутся и все сделают.
— Так я им и доверил машину.
— Почему бы нет?
Миша полез в коробку с лекарствами и достал оттуда что-то розовое и прозрачное.
— Это я уже ел? — спросил он и попробовал на язык. — Не ел. Ну и гадость…
— Ты знаешь, как работает редуктивная память? — спросила я Сириуса, пока Миша выбирал себе препарат повкуснее. Сир кивнул. — Тебе это не напоминает чистый информационный носитель? — Сириус удивленно приподнял бровь. — Позитрон, с которого стерта информация…