Съём без правил
Шрифт:
Глава 25
Марина
У меня дома Костя смотрится, как инородный элемент. Я никогда не приводила сюда парней и теперь немного стесняюсь его. Неудобно за ободранные обои, за мамин дешевый халат, за старый чайник с клубничками. Знаю, Костя стремится к богатой жизни, гоняется за Потапенко ради должности и, наверное, его коробит все это вокруг. Он сидит на нашей старой кухне, прижимая к распухшей щеке крупный кусок мяса из морозильника, весь такой стильный и современный. Папа все еще сжимает в руках скалку и ругает правительство. Мама, как обычно, тихонько плачет. А я до сих пор не могу прийти в себя. Я так сильно испугалась за него, за себя, за своего отца, что руки трясутся. Не могу успокоиться. Впрочем, как и Костя, он всегда такой циничный и хладнокровный, а сейчас молча смотрит перед собой в стену и не шевелится.
— Ты в порядке? — заботливо шепчу, прикасаясь к его разбитой брови. — Надо чем-то помазать.
Эта женская нежность, никому ненужные эмоции, слабость... Все это совсем не интересно избалованному вниманием пикаперу. Но меня будто кидает из угла в угол. Иногда я хочу удушить его и никогда больше в жизни не видеть, а потом он осуждает грязную вечеринку в школьном бассейне, помогает приюту животных или дерется за честь простой официантки, и я мечтаю сжать его в объятьях, как большого плюшевого медведя.
— И часто они так с тобой обращаются? — серьезно смотрит он на меня исподлобья.
— Нет. Это в первый раз, — опускаю глаза.
Мне стыдно, что они говорили все эти вещи, что вели себя со мной как с мусором, но это правда нашей современной жизни, где все решают деньги.
Мы с ними из разных социальных слоев. И они думают, что так можно.
Когда Костя получит Людочку Потапенко, он станет королем, и Махеев, и ему подобные, будут завидовать.
Мы смотрим друг на друга, половину Костиного лица закрывает кусок холодного мяса, а папа начинает возмущаться громче.
— Мы допустили все это, Константин! Вначале голосовали не за тех людей, потом терпели и вот получите! Олигархи и их детишки вытирают о нас ноги!
Я очень боялась начинать работать официанткой, мне всегда казалось, что именно там на меня нападет какой-нибудь подвыпивший клиент, но беда пришла, откуда не ждали. Младшему сыну нефтяника я делала курсовые в течение всей учебы, но в этот раз Махеев решил выпендриться и сдать раньше всех. Лучше бы он в Лондон поехал учиться, патриот хренов.
Как же я испугалась. Вроде и знакомые ребята, но эти унизительные тычки и пинки. Мне казалось, если я что-то отвечу, то Махеев ударит меня в лицо кулаком. И ему за это ничего не будет, ведь он сын уважаемого и очень богатого человека. Когда я увидела Костю и поняла, что он собрался защищать мою поруганную честь, страх за себя странным образом трансформировался в страх за него. Никто не заслуживает быть избитым двумя мажорчиками.
— Чай будешь? — спрашиваю я Костю.
А он мне не отвечает и внимательно следит за моей рыдающей матерью.
— Не расстраивайтесь Вы так, я бы никогда не позволил тронуть вашу дочь.
Эта фраза такая, казалось бы, простая, но меня подкупает. Это говорит Костя? Тот самый Костя? Сейчас он не пикапер. Как будто все это время в нем уживались два абсолютно разных человека. Не знаю откуда такая метаморфоза. Но я чувствую ее кожей. И я молчу, чтобы не спугнуть этот проникновенный взгляд серебристых глаз. Вдохнуть не могу, боюсь. На моих ресницах застывают слезы тревоги и все, что мне сейчас нужно — это Костя, смотрящий на меня так же обеспокоенно.
А мама не плачет, скулит еще громче:
— Это я во всем виновата. Из-за меня моя дочь страдает, работает на черти каких работах, хотя должна учиться.
— Мама ты тоже много работаешь. И папа.
— Это все адвокаты, — завывает мать, — сколько денег нужно на этих дармоедов. У Мишеньки было много денег и уже все это растрачено.
— Мама, давай не будем, пожалуйста. Косте не интересны наши проблемы.
Мама замолкает, послушно кивает. Я вздыхаю с облегчением. Не хочу, чтобы Костя знал о моем сводном брате. Эта такая болезненная и жестокая история. А Костя, он ведь в моей жизни проездом. Ни сегодня, завтра, он покажет фотографии Людочке и утешит ее, влюбив в себя. Как бы я не смеялась, знаю, что он сможет ее покорить.
— Пап, спасибо, что пришел на помощь.
— Дочь, я как в окно выглянул, как увидел, что творится. Ты же звонила, что подходишь. Жалко дедовское ружье на даче, — решительно вытирает он нос рукавом.
— Слава богу, что дедовское ружье на даче, — повторяет за ним Костя и отдает кусок мяса маме, — не хватало еще присесть из-за этих идиотов.
Он встает и разворачивается к комнате, где безошибочно угадывает мою спальню:
— Пойдем-ка, ты мне все расскажешь.
Когда папе и Косте удалось выгнать мажоров со двора. Мой отец, испытывая стресс, трижды спросил Озерского, кем он мне приходится.
— Костя, пытается завоевать мою подругу. Он в нее влюблен. А я помогаю, — выдохнула я, держась за перила и с трудом поднимаясь по лестнице.
Не знаю почему, но Озерский в тот момент нахмурился.
Стоя в моей комнате, он смотрит в окно. Половина его лица опухла, а царапина над бровью вздулась. И даже таким избитым и покалеченным, Костя остается невероятно привлекательным: яркие глаза, густые темные волосы, легкая щетина, широкие плечи и высокий рост. От волнения я опускаю взгляд в пол. В свою комнату войти не решаюсь. Никто из нас так и не включил свет. Смотрю на него и ощущаю, что со мной что-то происходит. Костя по-прежнему смотрит в окно, где маленькие капельки дождя рисуют нечеткие, размытые узоры.
Считаю себя умной, а на деле — обычная глупая, романтичная девчонка. Мне всего девятнадцать, а я уже взвалила на себя кучу неприятностей. Теперь они жгут руки, сердце и душу. И очевидно, что я не справляюсь. Не могу больше думать обо всем, что случилось. И Костя — это последняя капля, хочется упасть на кровать и накрыть лицо подушкой.
Не слышать, как снова плачет мама, как туда-сюда ходит отец. А еще я не представляю, как вернуться на учебу. Марс наверняка будет требовать фотографии, а Махеев угрожать закатать в асфальт.