Съём без правил

Мельникова Надежда Сергеевна

— У меня в школе по географии было отлично. Я тебе могу еще про озера рассказать.

— Обойдусь.

— Слово клиента — закон, — улыбается Марина.

Дожил, вместо того, чтобы свалить к чертям собачьим, поискать новую интересную тему для журналистского расследования, я подпираю кулаком щеку и наслаждаюсь тем, как изящно двигается моя девочка между полками и барной стойкой. Вот только «моя» ли?

Между мной и официанточкой начинается очередной бесполезный разговор.

— Что-то еще будете заказывать? — наигранно улыбается Марина и включает кофе-машину.

И вот сейчас я зол. Я уже почувствовал ее вкус, все мое тело отреагировало, в штанах тяжелее гири, а мне опять подсунули фигу с маслом. Молодо — зелено. Глупая

она еще, хоть и умная до чертиков. Ну что за цирк? Неужели нельзя начать нормальные отношения? Что еще ей нужно? Ну ведь сама же мне только что язык в рот засовывала, чего ей стоит открыться? Ведь вижу, что запала она на меня не меньше, чем я на нее, но Марина уперлась рогом и не поддается. Положить бы «младшего я» на ее детское упрямство и дождаться, когда сама прибежит. Но что-то заставляет жопу к стулу приклеить и ждать.

Хвостик Марины порхает между кассой и посетителями. А я не могу перестать следить за ее телодвижениями. Раньше было куда проще. Поимел — ушел, забыл, как звали. А теперь, я словно по рукам и ногам связан, сижу и смотрю на нее, как псина на сладкую мозговую косточку. Осталось только слюну на стойку пустить. У Алекса друг хороший в частной клинике практикует, может стоит позвонить и записаться на прием, вдруг это лечится.

И откуда только столько самообладания в этом юном теле? Она обслуживает пожилую пару, падает мороженое. А мое терпение заканчивается. С силой бью по барной стойке, укладывая крупную купюру, расплачиваюсь за кофе. Беру свою куртку и валю. Я ведь не малолетка, чтобы бегать за ней целыми днями. И так прогнулся ниже некуда. Пора паузу брать. Бессмысленно все это. Горечь внутри и отчаяние. Далась мне эта чертова любовь, лучше ничего не чувствовать и жить спокойно, чем вот это вот все. Сколько уже я недель подряд за ней таскаюсь? От мудака Махеева я ее спас, брата вернул, Потапенко послал, плюнул на карьеру. Не хочет, значит надо отпустить. Мне бы встряхнуть ее, как следует, чтобы объяснила, чем я заслужил такое отношение? Мое прошлое оно только мое, оно было, его не вычеркнешь, но я ведь ей не изменял, я ведь ни с кем не был после Марины.

Со злостью толкаю дверь, выхожу на улицу и захлопываю ее, от души, что называется, громко. Ветер дует в лицо, треплет волосы, щеки тут же начинает неприятно покалывать. Я не застёгиваю куртку, потому что мне уже все равно: заболею я, потекут ли из носа сопли, поднимется ли температура. Проклятье какое-то! Заслужил, конечно, заслужил, за все свои пятьдесят. Мог бы выбрать кого-то попроще.

Позади слышится звон «музыки ветра», кто-то открыл дверь и спешит за мной.

— Озерский! — летит мне в спину на улице.

Марина — самая первая мысль. Оборачиваюсь. Мне приходится сжать зубы, чтобы побороть в себе желание схватить ее в объятья и прижать к себе, оторвать от земли, покружить, поцеловать от души, обнять. От чувств буквально рвет на части. С неба падают мелкие снежинки, и Марина кажется еще красивее, чем когда-либо. Вышла ко мне, догнала. Одумалась. Неужели?

— Сдачу забыл, — равнодушно пихает мне в ладонь купюру Марина, свободной рукой сжимая полы куртки.

А затем просто возвращается, обратно в кафе.

Глава 48

Костя

— Он пишет совсем слабо, все кто читал, все в ужасе, — пыхтит Алекс, сидя в огромном желтом кресле у себя дома и обсуждая новую книгу одного очень популярного автора. — Там что-то про лес и снеговика.

Имя писателя он не запомнил. Сомневаюсь, что он читал эту книгу. Больше выпендривается перед телочками.

— Автор без стиля — грустное зрелище, — пожимает плечами Алекс.

На подлокотнике его кресла сидит новая бухгалтерша «Желтых слив». Молоденькая и яркая, она перебирает волосы на его затылке, заглядывает ему в рот и очень внимательно слушает. Забавное зрелище. Раньше я не замечал, какими недалекими бывают девушки в нашей компании. На ней

короткое красное платье и вызывающие колготки в сетку. За квадратным журнальным столиком расположились еще две симпатичные девчонки, новые журналистки, они тоже явно очень старательно подготовились к вечеринке — выглядят ярко и эффектно. На принесенном из кухни табурете, слегка нагнувшись вперед, расположился Миша, копирайтер. Он в «сливах» совсем недавно, но уже влился в нашу банду, у них с Алексом много общего. Любят, когда каждый день словно праздник. В квартире Алекса играет приятная музыка. Немного душновато, но окна открыты настежь, несмотря на холодную погоду. Столик заставлен тарелками с бутербродами и всевозможными закусками на шпажках. То и дело раздается коллективное ржание. Я стою в проеме двери на балкон. Скрестив руки на груди, я смотрю на все это, как бы со стороны. Несколько раз попытался безболезненно вернуться к своей старой жизни. Пришёл на эту тусовку и первые пятнадцать минут активно участвовал в разговорах, помогал дамам наполнять бокалы, и даже толкнул тост о важности нашей газетенки в мировой прессе. А затем я скис. Сдулся, как затасканный малышом воздушный шарик. Безжизненная, сжеванная цветная резинка на веревочке — вот, во что я превратился. Я правда пытаюсь жить по-прежнему, но не фига не выходит. Мне с ними скучно, а когда мне скучно, я перестаю быть креативным. К тому же, с тех пор как одна слишком умная официантка сказала мне «нет», меня ничто не радует. Вот вообще ничто. Я стою, втягивая прохладный вечерний воздух, и размышляю насколько прилично будет свалить прямо сейчас.

— Алекс, я домой пойду, — подхожу к столу и хлопаю приятеля по плечу, забирая свою куртку.

— Может останешься, девочки — огонь, — шепчет он, подмигивая. — Та, что слева, на тебя прям облизывается.

Глаза Алекса горят таким восторгом, что мне хочется зевнуть ему в лицо.

— Голова чет болит, — сдерживаюсь и отвечаю я, — пока, в общем.

Алекс долго и непонимающе на меня смотрит, в его взгляде прям читается: «Да задолбал ты сопли разводить, слизняк конченный». Но говорить что-то едкое, он не решается. Я ведь по-прежнему его босс. Слишком много было сказано в нашу предыдущую ссору. Он предусмотрительно сдерживается. И я благодарен ему за это. Не хочется начинать все сначала.

— Ты с бухгалтершей поаккуратнее, — толкаю его плечом в коридоре, — я видел, как ее муж с работы забирал. Девица занятая, может у нее и дети есть.

— Ой, Костя, помолчи, пожалуйста, не начинай мне мозги лечить. Одному тебе в любовь играть можно? А вдруг у нас с ней все серьезно?

— Я ее глаза видел, — поднимаю руку и тычу двум пальцами ему в лицо.

— И я их видел, Кость, — смеется.

— Только ты читать в них так и не научился, — качаю головой.

— И что же ты там прочел? — кривится в усмешке.

— Да обычная она шмара, Алекс.

Друг поджимает губы, злится, наверное, снова хочется высказаться, но сдерживается, топчется на месте, и, злобно зыркнув, возвращается в квартиру, предварительно громко хлопнув дверью. М-да, выпадаю я из компании, совсем выпадаю. Мне почему-то смешно и, улыбнувшись, я спускаюсь по лестнице. Раньше таких вечеринок было много. Мне казалось скучным проводить вечера дома. Я любил шумные компании и женщин тоже любил. Теперь все женщины слились для меня в кучу, превратившись в одно сисько-ногасто-попное пятно. Наверное, со временем это пройдет. И все будет как прежде.

Но пока… пока дома меня ждёт красотка, которую давно пора выгулять. С недавних пор я завел настоящую сибирскую хаски. Она еще щенок, но уже такая крупная, что легко может сбить с ног. Она не любит, когда я задерживаюсь допоздна. По дороге домой нужно обязательно забежать в ночной магазин, потому что Аделина ест только ягненка с рисом. Смеюсь про себя, так и тянет меня на трудных женщин.

За спиной слышу шаги, останавливаюсь на междуэтажной площадке. Меня догоняет та самая, которая «облизывается».