Съём без правил
Шрифт:
Ни с кем несравнимая женщина, единственная, имевшая для меня значение, не подходила к телефону, не отвечала на сообщения и не открывала дверь, когда я приходил к ней. Ей продлили больничный, в связи с тем, что она все еще испытывала сильные боли, а я не знал, как ей помочь. Ее батя был связующим звеном между нами. Я все узнавал через него.
И мне хреново. Поэтому я бегаю, каждое утро, теперь еще более рьяно, чем раньше. Воздух мощным потоком наполняет легкие, и я притормаживаю, ощущая в заднем кармане вибрацию мобильника.
— Да, Ольга Вячеславовна, чем обязан?
Не просто так она мне звонит. Что-то случилось. Вернее сказать, она мне вообще никогда не звонит. Подозреваю, что я ее заинтересовал.
— Я на маникюре, Озерский.
Горько смеюсь, притормаживая, успокаивая сбившееся от быстрого бега дыхание. Конечно, мне не весело, но я уже догадался, почему она набрала мой номер.
— А когда я на маникюре, Озерский, мне всегда скучно.
Я слышу шум и женский смех, кажется, она и вправду в салоне.
— Вчера я прочла дело Козлова.
Держу телефон плечом, полностью останавливаюсь, согнувшись пополам и опираясь на собственные колени. Часто и громко дышу.
— Ну и?
— В первый же день судмедэксперт попросил его показать руки. Потом спросил, сколько ударов Козлов, по мнению следствия, нанес жене и дочери. Он ответил, что в общей сложности сорок. Сорок, Озерский! А на руках ни одной царапины? Никогда не поверю в это.
— Козлов был удачливым бизнесменом, наверняка конкуренты его убрали таким вот жестоким способом, — щурюсь, ослепленный холодным солнцем поздней осени.
— Об этом говорить рано, тебе нужно вытащить невинного человека из тюрьмы. Спасибо, — обращается она еще к кому-то, кто находится рядом, потом снова ко мне. — Я этим заниматься не буду и не полезу в это.
— Разумеется, — киваю, соглашаясь.
— Козлова перевели в спецблок, где сидят воры в законе, его сокамерники по своим каналам достали сильнейший антидепрессанты и буквально спасли ему жизнь.
Потираю переносицу.
— Совсем плохо ему, да?
— А как ты думаешь?
Тяжело вздыхаю.
— Я к этому отношение иметь не хочу. Но завтра приглашаю тебя в свой кабинет в восемь тридцать.
Опешив на какую-то долю секунды, а облегчённо выдыхаю:
— Понял.
На следующий день, на прием к Ольге Вячеславовне, я приезжаю даже раньше, чем было назначено. Она здоровается со мной и, ничего не говоря, покидает свой кабинет. На столе лежит дело Михаила Козлова.
Я бросаюсь к ее рабочему месту и, максимально сконцентрировав внимание, начинаю читать. Мне нужно получить хоть одну улику, что-то, что сто процентов укажет на то, что Козлов не виновен. Я читаю, читаю, читаю.
Кажется, мозги закипают от напряжения. Строчки бегут, а я выписываю на отрывные розовые квадратики для записей факты и детали. Мелочи, которые помогут открыть дело заново, передать его новому следователю.
Ольга возвращается через полчаса, я хватаю все свое «добро» и запихиваю в карман. У меня появляется идея! Я почти выпрыгиваю из ее кресла, надеясь, что у меня все получится.
— Озерский, это совпадение, что фамилии девушки — жертвы Махеева и тех, кто оплачивают адвоката Козлову, совпадают?
Я отрицательно качаю головой, сжав губы.
— Вот уж не думала, что доживу до того момента, когда Озерский будет рвать попу ради женщины.
Ничего не отвечаю, собираюсь и ухожу. Сейчас мне нужно проверить одну очень важную информацию. А еще мне необходимо встретиться с самим Михаилом Козловым.
На свидание в СИЗО меня пускают только с матерью Марины, так как она является его ближайшей родственницей. Пригласили мы с собой и нового молодого следователя, который, с подачи Ольги конечно же, соглашается взяться за это дело заново. Как только Козлова приводят к нам навстречу, мама Марины начинает плакать, обнимать сына и причитать о несправедливости.
А я прошу Козлова снять кроссовку, кручу ее в руке и, закрыв глаза, с облегчением выдыхаю. Меня тут же кидает в жар, щеки становятся пунцовыми. Я понимаю, что нащупал то, что хотел. У меня получается.
— Михаил, у Вас, наверное, сорок шестой или сорок седьмой размер обуви?
— Тихо, мать, — высокий брюнет в серой тюремной робе слегка отодвигает от себя рыдающую женщину, — сорок восьмой, а что?
— А в деле фигурируют следы обуви убийцы тридцать девятого размера, Миша. Совсем маленькая ножка у нашего убийцы, у них даже отпечаток есть, слепок, а у Вас большая.
Наверное, целую минуту мы со сводным братом Марины просто смотрим друг на друга. Мне кажется, что у сурового мужчины, потерявшего все самое дорогое и проведшего в тюрьме так много времени ни за что, в глазах блестят слезы. Мы с его матерью уходим, а следователь остается, продолжая расспрашивать Михаила о деталях.
В тот день расследование сдвинулось с мертвой точки. Все началось сначала. Молодой следователь оказался очень ушлым и пробивным. Благодаря его упорству, была заново назначена комплексная экспертиза времени смерти жертв, установившая, что преступление было совершено в промежутке между одиннадцатью часами вечера и часом ночи. А на это время, как указано в постановлении о прекращении уголовного преследования, у Козлова было алиби — он играл в карты с друзьями.
И не найдя ни одной улики, которая бы свидетельствовала против Козлова, с него полностью сняли обвинения. Сводный брат Марины вышел на свободу.
Глава 45
Марина
Миша вернулся домой, а я вернулась на учёбу. Мама больше не плачет и все время повторяет, что счастье в наш дом вернулось, благодаря «моему» Костику. Не знаю, как объяснить маме, что он не «мой», а общий. Хочется по-детски надуть губы и топнуть ногой. Часами я им доказываю, что он плохой человек и нам следует просто забыть о нем, но родители, будто сговорились. Однако, самое удивительное, что этот гад не отлипает от меня ни на минуту. Ему известны все мои продвижения и планы.