Семь дней до Мегиддо

Лукьяненко Сергей

Пуля вошла монстру чуть выше левого глаза. Брызнули осколки кости.

Монстр разжал лапу, Наська плавно полетела вниз, а монстр начал приседать – то ли собираясь убегать на всех шести конечностях, словно гигантский мохнатоголовый жук, то ли собираясь прыгнуть на меня. Левый глаз наливался кровью – в буквальном смысле, между глазом и прозрачной оболочкой оказалась

полость, и туда хлестало красным.

Совершенно спокойно я побежал на него, продолжая стрелять. Каждое касание пола отдавалось в ногах болью, будто я не бежал по коврам, а бил босыми ногами по бетону.

Третья пуля вошла существу в лоб.

Четвертая разнесла на части тянущуюся ко мне ладонь, а я бросился влево, падая и уклоняясь от чего-то невидимого, с чудовищной силой пронесшегося над головой и ударившего в стену.

Где-то под потолком сорвался и медленно полетел вниз портрет композитора Мусоргского, взирающего на монстра с невозмутимостью человека, повидавшего и не такое.

Монстр рухнул, несколько раз дернул лапами, вспарывая ковры и оставляя борозды в паркете.

Голос Гнезда затихал, покидал меня.

Я присел, скорчившись, как полчаса назад сидела на моей кровати Наська. Молча уставился на монстра, на идущий из ствола макарова дымок.

Задняя лапа монстра вдруг конвульсивно дернулась и вскользь ударила меня по груди. Я опустил голову, посмотрел.

Рубашка была разодрана и залита кровью.

Из кожи торчали красно-белые осколки ребер.

Как-то очень быстро всё происходит.

Люди на такие вещи не рассчитаны.

Подумав мгновение, я подгреб под себя пару подушек и вжался в них. Меня трясло. И еще хотелось пить. Начали болеть изрезанные пальцы и отшибленный копчик. А вот в груди не болело, надо же.

Интересно, если я сейчас немного посплю, это не будет невежливо?

Меня несло по бескрайнему океану холодного серого шума. Океан раскачивал меня на волнах, подбрасывал вверх – чтобы тут же уронить, подхватить и снова потащить куда-то.

Наверное, я умираю.

Вот же досада.

Надо было дострелять магазин в монстра. Пожалел четыре патрона.

Но бой вышел шикарный.

Жаль, не узнал, что же это за тварь такая.

Меня снова подбросило на невидимой волне – и больно ударило по щеке. Потом по другой.

Ну что за свинство? Когда человек умер, ему не должно быть больно!

– Зачем ты его бьешь?

– Чтобы он проснулся.

– А он точно проснется? Он разве не умер?

Бац! Бац! Опять по щекам!

– Я ему умру…

Я открыл глаза и посмотрел на Дарину. Она сидела рядом и, кажется, приготовилась снова залепить пощечину.

Сказал:

– Можно было… просто поцеловать.

Стоящая за Дариной Наська немедленно сообщила:

– А она вначале целовала. Потом принялась бить. У вас сложные и запутанные отношения.

– Тьфу… на вас обеих… – прошептал я. Осторожно потянул руку к груди. Дарина ничего не сказала, и я ощупал себя.

Вначале осторожно, а потом двумя руками. Сказал:

– Тут торчали ребра.

– Три ребра и грудина, – подтвердила Дарина. – Наська, ты еще тут? Что я сказала?

Куколка куда-то метнулась.

Я попытался сесть, Дарина помогла. Монстр по-прежнему валялся рядом, судя по всему – уже окончательно дохлый.

У меня даже шрама не осталось. Только рубашка порвана в клочья и окровавлена.

– Долго я был в отключке?

– Полчаса примерно.

Я покачал головой:

– Раны так быстро не зарастают.

– Ты призван, – сказала Дарина. – И Гнездо тебе благодарно. Сломанные ребра – ерунда, у тебя все мышцы были порваны и кости на ногах переломаны.

Я посмотрел на ноги. Кроссовки выглядели так, будто я совершил в них кругосветное путешествие.

– Что за хня? – недоуменно спросил я. – Меня по ногам никто не бил.

– Ты сам себя бил. Ты двигался с такой скоростью, которая недоступна человеку. Сухожилия отрывались от костей, а кости ломались.

Конец ознакомительного фрагмента.