Семь дней до Мегиддо
Шрифт:
– Вчера я переоценила себя, – сказала Дарина. – Была в ярости, мечтала отомстить…
Не похожа она была на человека в ярости, ну так она же и не человек.
– Если это и впрямь Инсеки… – Дарина помолчала. – Тогда я стану возрождать Гнездо. Пройду путь к хранителю. Наську придется вести ускоренным циклом к матери. Есть и еще хорошие новости, как ни странно… – Она осеклась. – Но о мести не может быть и речи. Обязанности с тебя я сниму. Не волнуйся.
– Да я и не волнуюсь.
– Я же чувствую… – просто ответила она. Потянулась, из-под халата
– Ты без комбинезона, – удивился я.
– А ты в штанах и рубашке моешься?
– Нет, но… вы же всегда в своей чешуе, – я попытался улыбнуться. – Не думал, что увижу жницу без одежды.
– Ты еще и не видел, – сказала Дарина.
Повисла неловкая пауза.
– Дарина, извини, это прозвучало двусмысленно, – сказал я.
– Знаю. Я так и хотела.
Она смотрела куда-то мимо меня. Потом опустила взгляд.
– Я пока очень похожа на человека, – сказала Дарина. – Жницы недалеко уходят по пути изменений. Если я стану хранителем, всё будет иначе… Максим, я вызываю у тебя отвращение?
– Нет, – честно сказал я. В горле пересохло.
– Мне вчера показалось, когда ты меня обнимал…
– Тебе не показалось.
– Максим, это у меня первый и последний раз, наверное. Если… если я тебе не противна…
Я встал. Подошел к ней. Дарина тоже поднялась, глядя в пол. Ее пальцы теребили поясок халата.
– Может, меня кто-то посчитает… психом, – сказал я, – но ты мне нравишься.
Она повела плечами, и халат соскользнул к ногам.
Головы она так и не поднимала.
Я осторожно взял ее за подбородок и поцеловал. Она ответила, целуясь жадно, неумело и отчаянно, как бывает только в первый раз.
– Открой глаза, – попросил я.
Дарина замотала головой.
– Не бойся, – сказал я. – Я хочу их видеть.
Она посмотрела на меня – и я утонул в сиреневом сиянии. Тысячу раз я слышал «такая скука, мутантку бы трахнул» или что-то подобное. Десятки раз я слышал похвальбу «а я тут жницу поимел» – с обилием деталей, касающихся в основном скользкой кожи или нестандартного женского органа. Одна девушка всем рассказывала, что у нее был парень-страж, с «вот таким вот огромным и раздвоенным».
Я и раньше-то в эти истории не верил.
Теперь я знал на тысячу процентов, что это вранье.
Потому что никто этого рассказывать не станет.
А если все же станет, то будет говорить про глаза.
Светящиеся жадным сиреневым светом.
Нечеловеческие глаза на человеческом лице.
Мы целовались, глядя друг на друга, в полутемном, заваленном мягкой рухлядью кабинете бывшего Минкульта, я сжимал ее плечи, и не было никакой скользкости из пошлых анекдотов («запрыгнул на нее и проскользнул всё Гнездо»), просто гладкая влажная кожа, словно ты с девушкой в душе. Дарина, путаясь в пряжке, расстегнула мне ремень, я сбросил влажные, липнущие к ногам джинсы и увлек ее на пол. Она совершенно ничего не умела и не знала, у нее действительно всё было в первый раз, и, кажется, Дарина ужасно
И это было трогательно и смешно, потому что я понимал: все девчонки на свете по сравнению с ней ничего не стоят, у меня никогда такой не было… и скоро снова не будет.
Но сейчас она была рядом, я еще раз шепнул ей «не бойся» и вошел, ловя испуг и восторг в сиреневых глазах. Дарина вцепилась мне в плечи так сильно, что я застонал, и тут же отпустила в испуге – она была куда сильнее, чем человек, и я вдруг понял, что она боится причинить мне вред не меньше, чем я боюсь причинить ей боль.
– Ты мне не навредишь, – прошептал я. – Ты… моя…
И только тогда она расслабилась до конца, и мы вошли в ритм, она не отрывала от меня взгляда, потом зрачки ее расширились, будто глядя куда-то за пределы мироздания, и Дарина застонала, вздрагивая подо мной и цепляясь все сильнее, не желая отпускать, но мы и без того уже были единым целым, когда быть ближе просто невозможно.
А вокруг нас рокотала беззвучная, могучая, будто океанский прибой, песня Гнезда.
Я опустился на пыльные истоптанные ковры, Дарина прижалась ко мне, положила голову на грудь движением, которое любая женщина знает со времен Евы. Прошептала:
– Так… так всегда, да?
– Нет, так не всегда, – ответил я, обнимая ее, и понял, что не вру.
– У тебя же были девчонки.
– Тебя не было…
Дарина тихо, но с гордостью засмеялась. И лизнула меня в плечо.
– Эй, – сказал я. – Надеюсь, у вас не принято после секса откусывать голову?
– Такую пустую? – фыркнула Дарина.
И снова прижалась ко мне. Она подрагивала, будто никак не могла успокоиться, руки скользили по моему телу. Потом Дарина прошептала:
– Помнишь, Наська ляпнула, что я в тебя была влюблена в детстве?
– Ну? – насторожился я.
– Вранье. Я, конечно, на всех одноклассников Роськиных заглядывалась. Как положено младшей сестре. Но мне нравился такой веселый, в очках, на Гарри Поттера похожий, его и звали…
– Гарик! – поразился я. – Да ну, он балабол…
– И еще такой плотный, серьезный, молчаливый…
– Мишка? – Я нахмурился. – Он не плотный, а толстый. Они уехали на Дальний Восток…
– И смуглый такой парень, восточный. Имя красивое, Тимур…
– Ты сейчас всех ребят из класса переберешь, – пробормотал я. – Эй! Да ты же издеваешься! Ты всех подряд называешь!
Дарина захихикала, прижимаясь крепче. Я потянул, она оказалась на мне, села, лукаво улыбнулась. Сказала:
– Ты, впрочем, тоже ничего так…
Я привлек ее – и мы целовались с минуту, пока не поняли, что этого снова для нас мало.
А потом просто лежали, прижимаясь и тихо гладя друг друга. Я целовал ее лицо, сиреневые глаза больше не сияли, но я знал, что этот свет где-то тут, внутри, рядом.
– Больше всего на свете я хотела бы стать обычной… – прошептала Дарина.
Я молча поцеловал ее. Мы оба знали, что это невозможно.