Семь дней до Мегиддо
Шрифт:
Как-то странно для наружного наблюдения, нет?
– Отвезите нас к Гнезду, – сказал я. – Быстро!
– К-какому Гнезду? – удивился мужчина. Был он довольно вальяжный, в очках (обычных, не зеркалках), выглядел получше своего автомобиля… хотя любой частный автомобиль нынче роскошь.
– В Гнездниковском! В бывшем Минкульте!
– С какой стати? – почему-то возмутился мужчина. – Я вам что, такси?
– Отвези их, Влад, – устало сказала женщина. – Видишь, у молодежи
Мужчина смирился, щелкнул кнопкой, разблокировав двери, запустил мотор. Мы уселись позади.
Водитель ничего спрашивать больше не стал. Вырулил из переулка.
Минут пять-шесть мы на этом точно сэкономим.
– А вы потом позвоните Лихачеву, – велел я женщине. – Скажите: что-то странное происходит.
– Это уж я поняла, что странное, – сказала женщина с иронией. – Но о каком Лихачеве вы говорите?
– О полковнике! Из отдела «Экс»!
– Да с чего вы решили, что она его знает? – буркнул мужчина.
– Вы же тут нас ждете? – спросил я. – То есть караулите?
Женщина коротко рассмеялась.
– Он вас не ждет, он со мной ссорится.
– Я с тобой не ссорюсь! – рявкнул мужчина.
– А кто тогда ссорится?
– Ты! – с болью в голосе сказал мужчина.
До меня наконец-то дошло, что это было никакое не внешнее наблюдение, которое я себе напридумывал. Не удостоился я такой чести.
Обычная пара после гостей или ресторана выясняла отношения.
– Тут налево, – сказала Наська.
– Знаю! – ответил мужчина. – А тебе спать не пора? Второй час ночи! И почему ты в пижаме, девочка?
– Потому что ночь и спать пора, – огрызнулась она.
Мужчина заткнулся. Женщина нервно засмеялась. Спросила:
– Милая, твоему брату помощь не нужна?
– Он не мой брат, он парень моей сестры, – ответила Наська. – Нет, спасибо.
Мы доехали. И, к счастью, дальнейших предложений помощи не последовало, хотя парочка явно была заинтригована.
Я даже подумал, что сейчас у них появился шанс помириться.
– Спасибо, – вежливо сказала Наська, когда мы выскочили из машины. Я только махнул рукой.
Что ж, у моего дома никакой доблестной кавалерии не оказалось. Но оставался полицейский пост напротив Гнезда. Вот они пусть и вызывают полковника, у них либо есть рации, либо в будочку кинули телефонный провод.
Никаких сомнений в том, что помощь нужна, у меня не оставалось. Гнездо не просто тревожно пело, оно вопило вовсю.
Если днем его голос походил на ласковый морской прибой, то сейчас это был грохот надвигающегося шторма.
Но едва я увидел пластиковую будку, то понял, что помощи мы тут не получим.
С виду она была совершенно цела. Но камера на крыше смята – так я мог бы смять пальцами спичечный коробок.
А сама будка напоминала стакан блендера, в котором перемололи горсть клубники.
Там горел слабый свет – то ли лампочка, то ли фонарик. И медленно стекали по стенам багровые струйки, перемешанные с какими-то ошметками и клочками формы. К одной стене прилипли разбитые поисковые очки, выпачканные в чем-то красно-сером.
Я отвернулся.
Ну надо же. Крепкие у меня нервы. Меня опять не стошнило!
Наська стояла рядом, глядя на будку.
Я вспомнил лица полицейских, которых видел вчера внутри. Один был старше, другой моложе, а больше я и не запомнил ничего. Только эти очки дурацкие…
Меня вывернуло.
Я проблевался пиццей и горькой водкой.
Постоял, упершись руками в колени.
Кто-то недавно прошел мимо будки, раздавил камеру и перемолол в фарш двух здоровых вооруженных мужиков!
– Наська, не смотри. Идем за помощью, – сказал я, выпрямляясь.
Ее уже не было рядом. Маленькая фигурка стремительно неслась к Гнезду.
– Дура… – выдохнул я. – Дура, дура, дура!
Но я был не меньший дурак и поэтому побежал следом.
Глава восьмая
Гнездо словно с ума сошло.
Я чувствовал приливы энергии, проносящиеся по зданиям, выхлестывающие на улицу, в паутинные туннели, отражающиеся обратно и с грохотом бьющиеся меж стен.
Ну вот опять я пытаюсь объяснить то, чему нет подходящих слов.
Какая энергия? Какой грохот?
В этом мелком, но помпезном министерстве, куда Измененные стащили сто тысяч миллионов ковров, одеял и подушек, вообще все звуки умирали. Даже лампочки тут светили вполсилы, и душная московская весна уступала место влажной стылости.
Но я чувствовал себя в эпицентре шторма. Щепкой, угодившей в водоворот…
Куском беззащитной плоти, брошенным в блендер.
– Дарина! – закричал я, не таясь. – Наська!
Жницы в фойе не оказалось, и куколка уже куда-то умчалась, вокруг вообще никого не было.
Только ощущение опасности и ужаса.
Бежать по коврам и подушкам было неудобно, я дважды споткнулся, кинулся вверх по лестнице… и остановился.
Нет. Не туда.
Направо.
Вниз.
Тряпки и прочая рухлядь почти пропали, остался только выцветший ковер, лежавший тут и до Перемены, прижатый к ступенькам потемневшими медными прутьями.
Я чувствовал, что выбрал правильное направление.