Семь дней из жизни человека
Шрифт:
– Я не знал, на что смотреть, никто не сказал, что я там должен увидеть...
– У тебя же есть свои глаза. Они, безусловно, слабы. Только это твои глаза, а значит, тебе не нужен ещё кто-либо, чтоб видеть Истину. Или ты полагал, что для этого необходим некий наставник, который поставит тебя как нужно; расскажет, в какой угол лучше смотреть; пояснит всё увиденное и ещё зеркало сзади подержит, чтобы отражение не сбилось? Вы люди так привыкли ко всему готовому! Беспомощнее песчинки без своих грозных поводырей, привыкших объяснять слепым от рождения, чем синий цвет отличен от красного. Запомни, Адам, Истина, на то и Истина, чтоб не поддаваться приблизительному пересказу. Многие люди её ищут, мало, кто находит, и почти никто не понимает,
– Господин Витольд, я пришёл не за Истиной, - попытался оправдаться растерявшийся мальчик.
– Я её не искал, поэтому и не стал вглядываться.
– Адам, неужели ты не понял?
– хозяин Дома слегка прищурился и мягкая улыбка слегка растянула его губы.
– Истину не нужно искать, достаточно уметь смотреть. Ведь зеркало моё чудесно лишь тем, что отражает абсолютно всё в отличие от человеческого ума и сердца. Пожалуй, ты ещё не готов отдать себе отчёт в столь очевидном.
Мужчина замолчал, прикрыв свои пугающие чистотой глаза. Его безжизненные руки лежали на подлокотниках умиротворённо и расслабленно, хоть спина и оставалась напряжённой и удивительно прямой. Поза весьма непривычная и странная. Адам просто не знал, что ему делать и что ожидать при таком поведении ужасного человека. Ребёнок смущённо мялся возле предназначавшегося ему кресла, не решаясь сесть. Ему казалось, что от него ждут именно этого, но не решался после слов хозяина даже лишнего шага сделать. Витольд резко распахнул глаза и по-новому посмотрел на мальчика:
– Ты не желаешь, просить меня открыть перед тобой зеркало и помочь тебе увидеть в нём Истину. Ты не способен довериться мне.
Адам вдруг побелел, сравнявшись с волосами хозяина в цвете. Пока длилось странное молчание, он как раз думал о том, что некромансер хочет его запугать и подучить какой-нибудь ужасной лжи, потому что постоянно говорит отвратительные вещи и хулит своими словами честных людей. Хозяину, конечно же, нужно обмануть его, Адама, заверить в правдивости увиденного и услышанного, чтобы тот забыл наставления родителей и мудрых священников. Всем же известно, что только они могут правильно ответить на любой вопрос и всё растолковать!
– Тебе придётся верить мне. Я не стану заставлять тебя и подожду, пока ты сам это поймёшь. Сейчас же не утруждай себя таким тяжёлым выбором, ты не сможешь его правильно сделать.
Медленно поднявшись, Витольд подошёл к зеркалу, и покровы при его приближении затрепетали с невиданной силой, словно ураган сдирал их безумными ветрами да грозовыми раскатами. Почудилось на миг Адаму, что он даже увидел блистающие молнии в глубинах необъятного зала. Лишь стоило хозяину Дома прижаться лбом к трепещущей раме, и покровы сникли и мутной вагой вязко сползли на пол, застыв у ног мужчины студенистой лужей горячей грязи.
– Подойди, Адам, - Витольд протянул мальчику руку.
На негнущихся ногах послушный ребёнок приблизился к грозному учителю и солевым столбом застыл перед предательски пустым зеркалом. Он был столь напуган и взволнован, что не успел даже глянуть, как же отражается сам хозяин в коварном стекле. Словно специально, Витольд стоял сбоку, и ни пяди его тела не могла отразиться или не отразиться на ровной блестящей глади. Да Адама сейчас и не столько это занимало. Все его мысли растерянно метались в голове, охваченные томительным предвкушением чего-то ужасного.
– Не бойся, дитя, я дам тебе, как говорил ранее, то, что необходимо для настоящих чудес. Душа твоя в смятении, но не стоит так сильно тревожить её. Просто смотри перед собой...
Меж тем испуганная звёздочка, искрясь, спряталась под кресло, погрузив зал в такой густой сумрак, что лёгкое сиянье зеркала казалось сотней свечей, а
– ... смотри внимательно, ибо я отделю твердь твою от влаги.
И озарил свет нетварный мрачную фигуру мужчины, пресытив её сиянием северной звезды, покрыв обжигающим холодом необъятного таинства, словно и не было в мире ничего боле: лишь он и свет его, его власть. Не было слов в его заклятии, не было пасов в его танце. Витольд просто смотрел на Адама, и вид его один был сильнее ужаснейшего из чародейств. Дитя человеческое невольно сжалось от бессильного страха в миг охватившего всё естество его. Волна ледяной дрожи, мучительно медленно поднимавшаяся от окоченевших щиколоток к курчавой макушке, сменилась дьявольским жаром, рвущимся сквозь тело, мечущимся под кожей, продирающим горло в немом крике отчаянья. Судороги душащим корневищем вцепились в измученное тело и страстным объятьем выжали последние крохи. Бесплотный дух удивлённо воззрился на скорчившуюся плоть у ног хозяина Дома. От гибкой руки Витольда, приветственно протянутой навстречу, бесплотное зыбкое марево сперва надрывно отшатнулось, но, распознав, преданно прильнуло к бесцветной коже. Длинные пальцы неспешно проскользили вдоль духа, с повелительной лаской успокаивая и заставляя трепетать от прикосновений. Витольд сделал резкий рывок, схватил марево за загривок и силой швырнул об стекло. Испуганно ударившись о зеркальную гладь, дух отскочил и с разгону врезался в укутанное болью тело.
Адам вздохнул неуверенно, осторожно, вспоминая постепенно как необходимо дышать. Было легко и просторно на сердце, но щемящее чувство досады и непривычной нерешительности не покидало его, вводило в смущение. Мальчик тяжело поднялся на четвереньки - тьма вперемешку с водой и грязью стекала с него, не оставляя следа на одежде и коже. Встать на ноги было значительно тяжелее. Мешало затаившееся аспидом воспоминание об удушающем взгляде хозяина Дома и смутное чувство, что за ним внимательно следит что-то неизведанное, а посему пугающее. Не сразу удалось ему подняться, распрямить спину и осторожно приоткрыть глаза.
– Что произошло?
– тяжело и плаксиво спросил Адам, рассматривая свои трясущиеся от пережитого страха пальцы.
– Ты умер, - холодно и жёстко ответил некромансер; слова его казались сухими и царапающими, поэтому и произносил их мужчина с таким чувством, словно они ранили его.
– Я сделал это раньше, чем хотел. Но, раз ты сам решил учиться у меня, полагаю, не стоило ждать годы, прежде чем в твоей жизни исполниться задуманное. Нельзя же владеть силой, не владея вместилищем её. А осознать и почувствовать в себе это вместилище можно, лишь пошатнув его. Чтобы ощутить душу, вам нужно заставить её трепетать и биться, ещё лучше мучиться. Так вы можете находить в ней потаённые уголки и складки. Ты даже представить не можешь, какие истерзанные души у стариков. Они ужасны. Но не беспокойся, твоя душа осталась почти прежней. Я всего лишь выделил в ней То, что ты должен был сам увидеть со временем. Люди вообще редко замечают в себе Это, они просто не могут и не хотят обнаружить в себе всю бездну и посмотреть себе в глаза. Хочешь, я могу рассказать, как Это обнаруживается обычно?
Мальчик никак не мог прийти в себя. Боль не мучила его, даже не напоминала отдалённым нытьём мышц или изнеможением. Только всё вокруг было не так: темнота впереди, словно прокисшее молоко, сбивалась хлопьями; звёздочка расплылась большеглазым мотыльком; шепотки со всех сторон звенели комариным гулом. Голос хозяина больно ранил своим безразличием. Адаму хотелось кричать и выть, звать на помощь и бессильно плакать от ужаса. Он просто вдруг ощутил, что что-то в нём изменилось, пошло не так и само уже изменение было ему противно. Гнев, ярость и отчаянье, вот что владело сейчас его маленькой душой, а не смысл слов хозяина Дома.