Семь дней Создателя
Шрифт:
— Билли?
— Мне, что за дело?
— Предатель.
Любина улыбка — само очарование.
— Здравствуй, любимый. Отлично выглядишь.
Воркует…. обольстительница. Впрочем, женщина и должна быть такой. Не увлечёшь самца — останешься без потомства. Таков закон природы. Только Люба — печальное исключение. Миллионы восторженных поклонников, супруг без патологий, а детей Бог не дал. Или не просила?
— Есть такое правило эволюции — не обращала внимания?
— О чём ты?
— В дикой природе все самцы гораздо привлекательнее своих подруг. У льва есть грива, у оленя рога, у павлина хвост, у селезня оперение. Знаешь, почему?
— Просвети.
— Они должны понравиться самкам, чтобы поучаствовать в продолжении рода.
— Да что ты?
— У людей всё наоборот, поскольку и задачи перед человечеством иные — нужно двигать прогресс.
— И получается?
— Женщина крутит хвостом перед зеркалом, чтобы мужчина изредка, творя цивилизацию, посматривал в её сторону и обновлял поколение.
— Браво! Отличная логика! Вижу, время не терял — развил целое философское учение. Последователи уже есть или набираешь?
— Расскажи о своих успехах?
— Мне похвастать нечем — время героев истекло. Оптимизатор уравнял людские возможности и способности. Даже Дианочка, щедро одарённая природой, не долго оставалась феноменом. Её способности изучены и материализованы.
— Я не умею летать.
— У тебя оптимизатор старой модели. Хочешь, поменять?
— Спасибо, привык.
— Я подарю.
— Расскажи про Луну. Чем тут народ занят?
— Потом покажу. Сейчас пора идти на церемонию.
Люба плавно оторвалась от полимерного покрытия и легко полетела вперёд. Потом остановилась, зависнув над полом, обернулась.
— Гладышев, — это она моим многометровым прыжкам. — Не смеши народ. Стой, где стоишь — я слетаю за оптимизатором.
У меня на руке два серебряных браслета.
— Билли, ты в котором?
— Угадай.
— Помнится, кто-то урны заслужил.
Любе:
— Есть здесь урна, мусоросборник, утилизатор?
— Зачем?
Снял старый, видавший виды оптимизатор, показал, держа с брезгливым видом двумя пальцами.
— Давай. Отдам в переработку. Или в музей, как экспонат.
— А говоришь, героев нет.
— Живых….
Церемониальный зал ничем не отличался от оранжереи — разве только прозрачный купол повыше. Двумя длинными рядами стояли гости — в бальных платьях, фраках, смокингах. Жених со священником уже томились в одном конце живого коридора. В другом искали меня — предстояло вести дочку под венец.
Заложив крутой вираж, огибая строй смокингов, вихрем промчался на своё место. Дианка прыснула. Эля покачала головой и нахмурилась. Подал руку дочери — обопрись. И сам споткнулся, ощутив неожиданный прилив тяжести.
— Билли?
— А ты хотел воробышком порхать?
Вполне земное притяжение. Спасибо друг.
Рука, согнутая в локте, выдвинута вперёд. На ней покоится ручка моей дочери. Пошли, родная, к твоему счастью. Зазвучала музыка. Гости хлопают в ладоши. И это слышу.
— Билли?
— Газ в помещении. Азот.
До алтаря шагов триста.
— Пообщаемся, солнышко?
— Да, конечно, папочка, я вся — внимание.
— Хочу знать ваши планы относительно потомства.
— Павел говорит, что дети — это игрушка, забава, а мы взрослые люди и должны заниматься серьёзными делами.
— Все мужчины так говорят. Но ты женщина — твоё призвание рожать. Поставь его перед фактом.
— То же самое говорила мама.
— Пойми, ребёнок, ты — потомок удивительного народа, из-за бесплодия практически исчезнувшего с лика Земли. Доведи это и до Павла. Нельзя искусственно избегать того, что — не дай Бог! — уже заложено в тебя природой.
— Такие страсти говоришь в день моей свадьбы.
— Хочу твоего счастья.
— Ты хочешь внуков в свою московскую квартиру.
Я чуть не споткнулся.
— Билли, она опять копается в моей голове?
— Не обязательно. Эгоистичные желания читаются на твоём лице.
Я справился, я не споткнулся.
— А ты считаешь, здесь нормальный пейзаж, нормальные условия для воспитания малыша?
— Папка, что ты всё об этом и об этом. Как тебе мой Павел?
— Ты ответила на свой вопрос — он твой.
Два строя гостей закончились. В одном последней рукоплескала Люба. Значит, они поставлены по старшинству. А мама Эля осталась где-то там, в начале значимости. Передавая руку дочери жениху, смотрел не на него, на Любу — твоё коварство? И законная жена смотрела на меня. Во все глаза. И улыбалась…. Что-то будет.
Наверное, справедливо, что ушли в прошлое все формы бракосочетания — осталось венчание. Красивый обряд — клятва Всевышнему. А пусть отдувается — сам свёл.
Ловлю себя на мысли, что Павел мне всё-таки не по душе. Горбоносый, лопоухий. Внуки могут быть похожими на него.
Целуются. Мы хлопаем в ладоши. Звучит музыка. Первый вальс жениха и невесты. Нет, уже молодожёнов.
Ищу Элю, нахожу Любу.
— Пригласишь?
— Эмансипации на Луне в шесть раз меньше?
— Традиции шорят. Белый танец, и всё такое. Ждать, потом тебя искать. А тут — музыка, ты под рукой. Пригласишь?