Семь грехов куртизанки
Шрифт:
У нее получается.
— Готов?
Мик рывком сел на постели. Пайпер вернулась с новенькой, запотевшей от холода бутылкой шипучки и бокалами. Он смотрел, как она ставит все на комод, потом поворачивается к нему спиной, широко расставляет ноги, выпрямляет колени и, мотнув головой, улыбается через плечо.
Затем под музыку Марвина Гэя, который любезно предоставил саундтрек к его второму шансу, Пайпер начала раздеваться.
Мик судорожно сглотнул. Он схватил первую атласную подушку, которая попалась ему под руку — по иронии судьбы она оказалась
Волосы Пайпер гуляли по голой спине. Она медленно поворачивалась, распуская тонкими пальчиками шнуровку на той штуке, что была на ней надета, все время соблазнительно покачивая и вращая бедрами. Если только у него не начались галлюцинации, края наряда разошлись достаточно широко, чтобы между ними несмело показался розовый сосок, мгновенно затвердевший на воздухе.
Вдруг девушка остановилась.
— Может быть, хочешь, чтобы я осталась в чулках? — спросила она.
А Пайпер та еще штучка… Мик рассмеялся. Если он скажет: «Нет, снимай их к чертовой матери, я хочу вылизать твои лодыжки», — она решит, что он животное. А если ответит: «Конечно, останься в них!» — она может подумать, что он извращенец.
— Пока решай сама, — проговорил Мик, пристально глядя в глаза Пайпер. — Если я захочу что-нибудь снять, оно будет снято. Поверь.
Она сочла это забавным, да? Пайпер запрокинула голову и расхохоталась, при этом ее соски получили полный доступ к воздуху. Потом она выпрямилась, подошла к торцу кровати и, упершись в него руками, наклонилась вперед. Мику открылся чарующий вид на перед ее… как она там называется… а также на подтянутый и плоский низ живота, на крошечный треугольник танга, тонкую полоску пояса для чулок и пышные бедра.
Он крепче прижал сосиску к коленям.
— У меня есть к тебе предложение, — сказала Пайпер, сверкая зелеными глазами сквозь густые черные ресницы.
— Я вижу, — сказал Мик.
Уголок ее рта дрогнул.
— Состоит оно в том, чтобы ты отдал инициативу мне. Я хочу кое с чем поэкспериментировать и думаю, буду чувствовать себя менее скованно, если сама буду задавать ритм.
— Менее скованно? Как это будет выглядеть?
Ее улыбка стала шире.
— Оставайтесь с нами, доктор Мэллой.
Она снова выпрямилась и продолжила расшнуровывать свою…
— Пайпер, — со вздохом проговорил Мик. — Что эта за чертова штука на тебе?
Она изменилась в лице.
— Тебе не нравится?
— О, пресвятая дева, нравится! Я от нее в восторге! Просто не могу вспомнить, как она называется, — у меня совсем память отшибло из-за того, как сексуально ты выглядишь.
Пайпер хихикнула.
— Это корсет.
— А! Точно!
Мик повалился обратно на подушки, не меняя стратегической диспозиции сосиски. Все-таки не стоит пугать даму.
— Так, э-э, ты чувствуешь себя достаточно раскованной, чтобы снять корсет?
— Пожалуй, да, — ответила Пайпер и начала исполнять мучительно чувственный стриптиз.
Мик уже понял, что этот танец пройдет по его жизни главным водоразделом, отсекающим все, что было до, от всего, что случится после.
Она подвергла его страшным мукам и чувствовала себя немного виноватой. Уже несколько часов она ласкала его языком и руками, крепко обнимала и целовала, пока он не начинал задыхаться.
Теперь она смотрела на бедного Мика, в который раз оказавшегося на грани оргазма, и ясно понимала изначальную несправедливость своего предложения: она кончила четыре раза, а он ноль. Почти уверившись, что выполнила все требования «греха номер один», она решила, что пора двигаться дальше.
Пайпер оторвала влажные губы от члена, который так долго держался горячим и разбухшим, и села на корточки на постели. От резкого движения одна из подвязок отстегнулась. Пайпер заметила, что на левой ноге по чулку пошла стрелка. Груди были разукрашены засосами.
Пайпер повернулась за презервативом. Звук рвущейся фольги заставил Мика открыть один глаз.
— Только не еще один способ меня подразнить, пожалуйста. Не уверен, что у меня осталось много сил.
— Дразнить больше не буду, — сказала Пайпер, вручая Мику презерватив и наблюдая, как он поднимается на постели на мускулистых руках, как беспорядочно рассыпаются его черные кудри и как его голубые глаза затягиваются дымкой.
Он был так хорош собой! Пайпер уже несколько часов любовалась им, но у нее по-прежнему захватывало дух от его красоты. Черты его лица смягчились от возбуждения, контрастируя с жесткими контурами плоти, костей и сухожилий, с мужественным конусом его торса и россыпью черных кудрей на великолепных мужских плечах.
— Вообще-то, — прошептала Пайпер, — я думаю, что пришло время трахаться.
У него глаза полезли из орбит.
— Хочешь трахнуть меня, Мик?
По всей видимости, он хотел, потому что Пайпер повалили на кровать, и в считаные секунды Мик уже был сверху, сплетая ее пальцы со своими, широко разводя ее ноги своими бедрами, впиваясь губами в ее губы и все это время без умолку бормоча: «Да, да, да».
Пайпер нисколько не возражала. Головка члена вдавилась в нее. Поскольку язык и пальцы Мика разогревали ее тело в течение того, что казалось уже днями прелюдии, она вся изошла соками. Он проскользнул в нее со вздохом облегчения.
Но Мик ли стонал или она сама?
Это не имело значения. Для Пайпер ничто не имело значения. Ничто, кроме ощущения твердого члена Мика, его губ и трепета, который снова начал нарастать, на этот раз глубже в ее теле, захлестывая ее, стирая все мысли, всякое чувство порядка, нормальности, границ, поднимая ее все выше…
Пайпер вздрогнула от острого наслаждения, прорезавшего все ее естество.
— Да, Пайпер, — подбадривал Мик, скользя губами по ее горлу и ключицам, когда она выгнулась ему навстречу. — Выжимай меня. Забирай меня всего. Ори, если хочешь.