Семь лет за колючей проволокой
Шрифт:
Я сразу понял, что это так называемые быки, которые проголосуют за любого, кто вовремя подкормит их. Возле самого «дальняка» лежал молодой паренёк с довольно смазливым лицом. Не успел я подумать о том, что он – местная «девочка», как тот, что первым подошёл к моему «подарку», достаточно громко выкрикнул:
– «Люська», сюда!
Паренёк, словно только и ждал, когда его позовут, быстро подскочил к длинноногому, но остановился на почтительном расстоянии.
– Это тебе, сучка! – Длинноногий бросил ему сигаретку.
– Спасибо тебе, Кешенька мой! – счастливо пролепетал паренёк, поднимая с пола
– В другой раз! – поморщился тот и отмахнулся. – Свободна, сучка!
Тот пожал плечами, повернулся и поспешил на своё место, виляя упитанным задом и негромко напевая любимую, как выяснилось позднее, песню своего покровителя:
Я чёрная моль, я летучая мышь…Вино и мужчины – моя атмосфера…«Люську» с огромным нетерпением ожидала «подружка» по имени «Машка», с которой они, нисколько не стесняясь, миловались, и иногда настолько бурно, что кто-то из близлежащих не выдерживал и пинками заставлял их вести себя потише…
В последнее время всё чаще и чаще натыкаешься в средствах массовой информации на тему секса в пенитенциарных учреждениях. Скажу сразу, исходя из собственного опыта: первые мысли о сексе возникли где-то месяца через три-четыре. И это притом, что я по природе гиперсексуальный человек: воздержание сроком более чем неделя настолько плохо отражается на моём самочувствии, что я становлюсь нервным и раздражительным.
Первое время после ареста все мысли крутятся вокруг внезапного изменения всей твоей жизни. В воспалённом мозгу постоянно мечутся одни и те же мысли:
«Почему это случилось? Как Бог допустил такое? Где справедливость?»
Чуть позднее появляется ощущение, что тебе это просто снится:
«Вот сейчас проснусь и от души посмеюсь над своим глупым сном…»
Однако идут дни, ничего не меняется, а ты продолжаешь просыпаться в переполненной камере с ужасающе спёртым воздухом.
Проходит ещё некоторое время, и ты, доведённый до отчаяния, начинаешь проклинать своих родных и близких, которые совершенно забыли о твоём существовании. Этот период самый трудный в местах лишения свободы, особенно для слабых духом. Именно в этот период, доведённый своими мыслями до полной безнадежности и отчаяния, тем более если тебя действительно по какой-то причине никто из твоих близких родных не навещает. Не посылает передач или хотя бы через следователя или адвоката не передаёт слов поддержки, ты, совсем несчастный человек, обозлённый на весь белый свет, опускаешься до того, что машешь на себя рукой, и тебе становится всё безразлично. В такие моменты человек с более тонкой психикой может даже и наложить на себя руки…
Кстати, если у человека подобного типа это был не спонтанный порыв, а всерьёз обдуманное решение, то, потерпев неудачу, он пытается вновь и вновь осуществить свой план и действительно уходит в мир иной…
Где-то после двух месяцев пребывания в Бутырской тюрьме меня тоже охватило нечто подобное, и мне стало всё вокруг безразлично. К счастью, во-первых,
Юрию было лет под сорок. Он не относился к блатным, но его заметно уважали, и не только потому, что сидел в этой камере едва ли не дольше всех, но и за то, что никогда ни во что не вмешивался, был немногословен, но если интересовались его мнением, всегда высказывался коротко и со знанием дела. Юрий ни с кем не сближался, но у меня с ним почти сразуустановились настолько теплые и доверительные отношения, что вскоре он поведал некоторые подробности своей жизни…
Под сроком он оказался во второй раз. Юрий работал старшим прорабом на стройке, и несколько лет назад во время его смены погиб крановщик. Погиб по собственной вине, нарушив правила техники безопасности. Не разобравшись толком в происшествии, молодой следователь выдвинул обвинение против Юрия и сразу взял его под стражу.
В тот раз Юрий провёл в Бутырской тюрьме более полутора лет. Следствие, несмотря на все усилия молодого следователя, так и не смогло установить его вину, но в те времена «невиновные в тюрьме не сидели», а потому Суд состоялся, Юрия обвинили в преступной халатности и ограничились полутора годами лишения свободы, то есть тем сроком, который он уже отсидел.
Начальство, чувствуя вину перед ним, повысило его в должности, назначив Юрия заместителем управляющего трестом. Казалось бы, справедливость восторжествовала и не за горами была должность управляющего трестом, но… человек полагает, а Бог располагает. Незадолго до ухода на пенсию непосредственный начальник Юрия на словах приказывает ему отгрузить три вагона стройматериалов их смежникам, обещая подослать письменное распоряжение.
И то ли забыл это сделать, то ли специально не сделал этого, а стройматериалы «ушли налево». Возбудили уголовное дело, управляющий наотрез отказался от того, что давал устный приказ об отгрузке, и Юрию грозил внушительный срок по статье «хищение государственной собственности в особо крупных размерах».
А у него жена и трое несовершеннолетних детей: старшему – четырнадцать, среднему – девять, младшей, дочке – четыре годика. Юрий был очень сдержанным человеком, но стоило ему заговорить о детях, как глаза мгновенно становились мокрыми, а на скулах начинали играть желваки. Судя по тому, как ему регулярно присылались посылки, жена продолжала его любить и надеялась, что справедливость и на этот раз восторжествует.
Кстати сказать, в том, что меня никто не навещал и не посылал передач, виноват только я сам, категорически запретив следователю сообщать матери и родственникам о моём аресте. Почему? Во-первых, не хотелось травмировать её понапрасну; во-вторых, по своей наивности я был твёрдо уверен, что из зала Суда, если не раньше, я выйду на свободу…
Прошло ещё немного времени, и однажды ночью мне вдруг приснилась голая баба! Не какая-то определённая знакомая, а совершенно чужая, лицо которой я видел впервые. Но какие формы она имела… Боже мой! Я так увлекся её созерцанием, что проснулся от ощущения того, что «мой приятель» просто лопнет от напряжения.