Семь месяцев бесконечности
Шрифт:
Ну что еще можно было ожидать от 13 числа, если не плохой погоды! Заметьте, не неплохой, а не плохой — это большая разница. Проснулся я рано, и нельзя сказать, что пробуждение это было из приятных, как, скажем, когда лица твоего касается теплая женская рука. Сейчас же проснулся я оттого, что на лицо мое падал холодный колючий снег. В другое время и в другом месте это открытие не вызвало бы у меня сколько-нибудь заметного удивления (как-никак Антарктида — царство снега и льда), но здесь, в моем собственном доме! «С какой это стати и по какому праву», — подумал я и осторожно открыл глаза, опасаясь не увидеть над собой привычного желтого потолка палатки. Но, слава Богу, потолок был на месте.
Однако злополучное вентиляционное отверстие над моей головой, оставленное с вечера открытым, было забито снегом. Палатка буквально тряслась в конвульсиях от жестокого ветра. Было темно и холодно. Вот и расплата за упущенный вчера шанс. Было совершенно ясно, что сегодня мы выйти не сможем. Наша купольная палатка при всех своих достоинствах имела, на мой взгляд, один крупный недостаток — вентиляционное отверстие, которое невозможно было закрывать изнутри палатки. Но этот недостаток, конечно, является таковым только для условий Антарктиды, где случаются — и довольно часто — метели.
У меня возникла идея, как выйти из положения, но для этого нужен был день хорошей погоды. Сейчас, выгребая пригоршнями холодный снег и складывая его в чайник, чтобы не пропадал зазря, я дал
Около четырех часов в палатку заглянул Джеф. В это время видимость немного улучшилась, низовую метель сменила сильная поземка. Я оделся и выбрался покормить собак, и был, конечно, очень тепло встречен ими, однако ответа на общий вопрос: «А почему так мало?» — и совершенно четко прочитанное мной в глазах работяги Блая: «Дяденька, добавить бы надо!» — найти не смог и оставил собак в полном недоумении. В их голодном поскуливание слышалось: «А стоило ли тебе, дорогой, ради такого небольшого кусочка вообще вылезать из палатки и дразнить нас?» Мне только оставалось повторить им, махнув в сторону задымленного снегом горизонта, самому надоевшие за последние дни обещания относительно мифического склада, где должно быть много, очень много еды. Конечно, голодные собаки — зрелище не из приятных, усугубляемое, кроме того, осознанием собственного бессилия. Я вспомнил, как голодали они в Гренландии, особенно в последние дни, когда корм был на исходе. Но тогда хоть погода была и мы двигались, зная, что с каждым днем, с каждым часом приближается тот момент, когда мы сможем их полноценно покормить. Здесь же приближение желанного момента не зависело от нас, и с этим трудно было смириться. Я пошел в палатку к Дахо, где мы с горя выпили подряд несколько чашек кофе. Когда я вернулся домой, то застал Уилла в прекрасном расположении духа. Он вымыл голову, побрился и поэтому сиял как новенький доллар. «Готовлюсь к завтрашнему выходу», — заявил он. Я постучал по дереву, чтобы не сглазить, и мы заснули.
Одна из самых холодных ночей. Всю ночь ветер более 30 метров в секунду при температуре ниже 30 градусов. Под утро нырнул в мешок с головой, так как стал уже подмерзать. К утру ветер ненадолго утих, температура повысилась до минус 27, но горизонт вновь не внушал доверия. Но сегодня нам было уже не до этих нюансов. Погода, несмотря на вновь начавшийся ветер, все же позволяла выйти из палатки, провести раскопки и снять лагерь, а уж дальше мы знали, что делать. Выйти удалось около 9 часов. Продолжалась поземка от северо-запада, и видимость то уменьшалась до 100 метров, то немного увеличивалась, и тогда мы со своей привычной третьей позиции могли видеть идущую впереди упряжку Джефа. Местность, по которой мы шли и которую могли видеть в редкие минуты «просветления», представляла собой плоскую белую равнину, слегка всхолмленную застругами и снежными переду вами, протянувшимися главным образом в направлении господствующих здесь западных и северо-западных ветров. Вся эта поверхность имела ощутимый уклон к востоку, вследствие чего я, идущий справа от нарт, постоянно скатывался к ним и мое левое крепление, цепляясь за задник правого полоза, то и дело расстегивалось.
Часов в одиннадцать впереди по курсу мы увидели вынырнувшую из облаков огромную сахарную голову вершины одного из холмов Лайнс. Она нам показалась очень высокой. Когда мы подошли поближе, то увидели, что холм этот с большой натяжкой можно назвать холмом (разумеется, по нашим земным понятиям). С моей точки зрения, он скорее походил на гигантский утес с обрывистыми краями и свисающими с них языками ледников. Этот утес как будто сдерживал обтекающий его с юга и юго-запада ледник, упирающийся в него крутой высокой белой волной. На эту волну нам и предстояло взобраться. Там, где ледник наталкивался на скалу, была видна густая сеть огромных трещин. Немного погодя мы различили слева еще несколько вершин пониже. Это все были холмы Лайнс. Наш склад должен был, по словам Джефа, находиться правее, то есть западнее самого западного, ближайшего к нам, холма. Поднялись на ледниковый гребень, одновременно продолжая скатываться влево. Гребень венчал невысокий, но крутой снежный вал, тянувшиеся от подножья холма к западу насколько хватало глаза. Этот своеобразный бруствер обрамлял закрытую мостом широкую трещину. Джеф осторожно перешел по мосту на другую сторону трещины и скомандовал оттуда Тьюли: «Вперед!» Собаки бросились за ним, но недалеко: нарты уперлись в снежный бруствер и остановились. Я и Жан-Луи спешились, то есть сняли лыжи, и пошли помогать Дахо переправить нарты. Уилл и Кейзо остались с собаками, готовыми сорваться с места без всякой команды, что в этом районе было не очень желательно. Общими усилиями мы с Этьенном приподняли передок нарт, а Джеф в то время вновь скомандовал «Вперед!». Дахо толкал нарты сзади, и через полминуты упряжка благополучно пересекла трещину. Переправив таким же образом остальные упряжки, мы вышли на плоскую вершину гребня. Ветер усиливался и видимость, столь нужная нам сейчас видимость, опять ухудшилась до 150 метров. Где-то здесь должен был быть склад!
Объявили приз тому, кто первый его увидит. Приз заманчивый — бутылка виски или бренди, которую мы рассчитываем отыскать среди запасенных продуктов. Внимание было утроено. Первым алюминиевую палку с флажком заметил идущий впереди, но совершенно непьющий Джеф, который рассчитывал получить приз эквивалентным по калориям количеством шоколада (как и все непьющие люди, Джеф — отчаянный сладкоежка). Склад был полностью занесен снегом. Жан-Луи и Дахо — признанные специалисты по раскопкам — начали копать, я же стоял наготове, так как был ответственным за извлечение ящиков из ямы. Джеф и Кейзо готовились принимать ящики наверху и оттаскивать их, Уилл же приготовился фотографировать. Все были при деле. Я извлек из ямы семнадцать ящиков с собачьим кормом и три ящика с продовольствием для нас, в котором приза, увы, не обнаружили. Вероятно, волонтеры, занимавшиеся упаковкой продуктов, знали, что склад будет найден именно Джефом! Зато нашли много адресованных нам писем от детишек с рисунками и самыми добрыми пожеланиями нам, старательно написанными крупными печатными буквами.
Я получил открытку с поздравлением ко дню рождения от волонтеров, что было особенно приятно здесь, вдали от всего привычного и земного, среди холода и метели. Мы погрузили на каждые нарты по пять ящиков с собачьим кормом (в каждом из них находилось тридцать пять килограммовых кусков, то есть практически одного ящика хватало на три дня для одной упряжки), заправили канистры бензином и упаковали провиант для себя. Ассортимент продуктов был абсолютно стандартным: красиво упакованные разноцветные брикетики сыра и масла, бесконечное количество полиэтиленовых пакетов с растворимыми без остатка супами, немного сухарей, галеты, настолько хрупкие, что часть из них раскрошилась на мелкие кусочки, растворимый кофе, порошок какао, пакетики с чаем, немного коричневого сахара (по американским понятиям, белый сахар — это «белая смерть»), сухое молоко в больших металлических, но очень легких банках, шоколад в не поддающихся учету количествах, увесистые кирпичи пеммикана, сардины в плоских металлических банках с изображенным на них суровым и властным ликом норвежского короля Георга, грецкие орехи, изюм, курага, сушеный картофель, несколько разновидностей лапши, два вида риса, спички, конфеты, отдельно упакованная туалетная бумага и запаянные в металлическую тонкую фольгу шерстяные носки по паре на каждого. После того как это добро мы погрузили на нарты, вес их увеличился по меньшей мере на 250 килограммов, но по ровной твердой поверхности собаки бежали хорошо. Подозрительную резвость проявила наша упряжка, которая даже в отсутствие мощного Джуниора (он неторопливо трусил рядом с нартами, привязанный на длинной веревке только за ошейник) ухитрялась несколько раз догнать упряжку Кейзо, так что нам приходилось даже пережидать, давая время упряжке Кейзо уйти вперед. Думаю, что здесь не обошлось без определенной просветительско-агитационной деятельности умницы Егера, разобравшегося в обстановке и разъяснившего собакам, что на этот раз все будет честно и без обмана, что злополучный склад, о необходимости отыскать который так долго говорили погонщики, найден и, более того, находится на наших собачьих плечах и что чем скорее мы сегодня довезем его до лагеря, тем скорее получим провиант. Егер пользуется авторитетом у подавляющего большинства собак не только потому, что умен и опытен, но и потому, что имеет независимый характер и очень мощные клыки. Не знаю, может быть, причина хорошего рабочего настроения собак крылась не в этом, но бежали они действительно здорово. Погода тем временем кокетничала с нами: ветер то задувал свирепо, до потери видимости, то ослабевал, так что показывались горизонт и даже кусочек солнца, но это было реже — в основном же преобладал все тот же северо-западный, благо почти попутный ветер. В одну из таких редких пауз мы увидели потрясающую по красоте картину. С восточной стороны горизонта из-за низких облаков выглянула огромная бледно-желтая полная луна и покатилась вместе с нами, подпрыгивая на кочках облаков постепенно отрываясь от этой неровной дороги. Полнолуние! Быть может, это добрый знак к перемене погоды? Во всяком случае, по некоторым известным мне земным приметам, это именно так. Остановились в 18 часов, причем Джеф, идущий впереди, затормозил свою упряжку с чисто британской пунктуальностью, несмотря на то, что место для стоянки было не слишком подходящим из-за сильного уклона поверхности. Уилл, предпочитавший иметь хотя бы минимальный комфорт для сна, одним из важнейших компонентов которого является ровная поверхность пола в палатке, предложил мне проехать немного дальше, чтобы отыскать более ровное место. Мы проехали еще метров двести и остановились. Здесь был тоже склон, но поменьше. Поставили палатку. В моей памяти были еще очень свежи события позапрошлой ночи, снегопад в палатке, поэтому я не мешкая приступил к осуществлению намеченной реконструкции вентиляции, ибо, как сказал один мой знакомый поэт:
Путешествие что надо — Приключенья сплошь и рядом, Но не ропщем мы, идем! Изо всех из них не надо Лишь в палатке снегопада, Остальное все, ребята, Мы, Бог даст, переживем!Я прорезал в конической, похожей на крышу китайской пагоды крышке вентиляционной трубы два небольших отверстия и просунул в них веревку так, что оба ее конца опустились в палатку. Связав два этих конца, я получил возможность притянуть крышку вентиляционной трубы за образовавшуюся петлю и плотно прижать ее к крыше палатки, не выходя при этом наружу. У Джефа с Дахо в их пирамидальной палатке проблем не было, так как они использовали для вентиляции короткую резиновую трубу диаметром сантиметров пять, торчащую вбок у самой вершины пирамиды — если правильно расположить палатку относительно ветра, то снег в эту трубу практически не попадает. Решив, таким образом, проблему с вентиляцией и покормив собак двойной порцией корма, я, довольный, забрался в палатку. На ужин был рис с лососиной. Перечисляя содержимое нашего ящика с провиантом, я забыл сказать о двух больших банках консервированного лосося. Именно их-то мы и постарались уничтожить в первую очередь, так как банки эти достаточно тяжелы. День закончился; Сегодня прошли 20 миль. Лагерь в координатах: 70,96° ю. ш., 64,6° з. д.
Всю ночь ветер пробовал себя в различных по сторонам света качествах и количествах, многократно меняя и направление, и силу, под утро выдохся и, улетев куда-то, оставил нам серую непрозрачную погоду с температурой около минус 20 и сносной видимостью. Впервые за все время мы с Уиллом в это утро были готовы выходить раньше всех остальных. Обычно мы были последними из-за своей исключительно высокой организованности и высочайшей продуктивности Уилла как генератора идей о том, как лучше упаковывать нарты. Несмотря на нашу готовность, первым пошел, как всегда, Джеф. Ветер наконец-то остановил свой выбор на западно-юго-западном направлении, нимало не учитывая то, что при этом он будет для нас скорее встречным, чем попутным. Несмотря на сравнительно неплохую погоду и ровную поверхность, собаки сегодня не в пример вчерашнему дню бежали не очень резво. Эйфория после обнаружения склада с продовольствием прошла, начинались обычные рабочие будни, и надо было правильно распределить силы по дистанции. Здесь мы целиком полагались на их опыт и не слишком их подгоняли. Даже Тьюли, вот уже почти два месяца бессменно ведущая нас, сегодня была невнимательной, петляла, и Джефу приходилось то и дело выходить вперед, чтобы показывать ей дорогу. Кутэн, вожак упряжки Кейзо, был в своем репертуаре: дважды или трижды он пытался увести нас с трассы своим излюбленным приемом — резким поворотом на 90 градусов. Вот так мы и шли в то утро: петляя и многократно останавливаясь.