Семь минут
Шрифт:
Придется играть по жестким правилам.
В два часа Майк Барретт подошел к свидетельскому месту, на котором спокойно сидел грозный отец Сарфатти. Майк прекрасно понимал, что он никак не сможет тягаться со священником в вопросах теологии. Тот превосходно знал историю церковной цензуры книг, а Барретт обладал лишь поверхностными знаниями. Однако как бы там ни было, судья разрешил защите приступить к перекрестному допросу свидетеля, и он подошел к священнику.
— Отец Сарфатти, я слышал ваши показания. Если я не прав, поправьте меня. Мне кажется, вы сказали, что в структуре римской курии за последние тридцать лет произошли значительные изменения. Не могли бы вы объяснить, как они отразились на вопросе цензуры книг?
— Если в двух словах…
— Простите меня, святой отец, но нет необходимости говорить в двух словах. Защита полагает, что будет полезно услышать все детали, какие, по вашему мнению, относятся к делу.
— Благодарю вас за вашу вежливость, сэр. В тысяча девятьсот шестьдесят шестом году на втором Ватиканском соборе Папа Павел Второй упразднил конгрегацию священного судилища, поскольку протестанты находили ее оскорбительной и считали, что инквизиция несет ответственность за кровавые преследования в ранней истории церкви. С упразднением инквизиции был упразднен и департамент цензуры книг.
— Почему это было сделано?
— Как я уже сказал, сэр, это было сделано для восстановления единства среди различных христианских вероучений.
— Понятно. Меня интересует, были ли для этого другие причины? Это правда, святой отец, что на Ватиканском соборе в Риме многие католические священники выступили против святой инквизиции, которая осудила Джадвея, и против списка запрещенных книг?
— Правда, только таких священнослужителей было значительно меньше, чем тех, кто выступал за сохранение инквизиции.
— А соответствует ли действительности, святой отец, сообщение агентства Ассошиэйтед Пресс из Рима, что «упразднение департамента цензуры книг римской курии Папой символизирует новый подход католической церкви к содержанию „Списка“, который она теперь считает менталитетом прошлого»?
— Телеграфные агентства часто прибегают к обобщениям, которые, в свою очередь, ведут к преувеличениям. Я должен еще раз подчеркнуть, что этот шаг был предпринят только для того, чтобы не вызывать вражду некатоликов.
— Значит ли это, святой отец, что в свете новой либеральной политики церкви «Семь минут» не могла быть сегодня осуждена и запрещена?
— Сэр, я не имею полномочий отвечать на этот гипотетический вопрос, но я готов объяснить некоторые факты, которые могли бы помочь вам самому ответить на него. Во-первых, новая конгрегация доктрины веры, в которой я имею честь состоять, продолжает рассматривать и изучать печатные произведения, выражающие несогласие с доктринами церкви. Во-вторых, список не был отменен. Он по-прежнему существует. Его Святейшество может внести в него любую книгу, какую пожелает. И наконец, сэр, как представитель Ватикана я могу твердо заявить, что церковь сегодня, так же как и в тысяча девятьсот тридцать пятом году, беспокоит издание и распространение аморальной и святотатственной книги под названием «Семь минут».
Барретт не стал дальше обсуждать изменения, происшедшие в аппарате курии по цензуре книг. Он решил перейти к другому вопросу — непогрешимости списка.
— Святой отец, как мой ученый оппонент, представитель народа, я тоже ознакомился со списком издания сорокового года, в котором впервые появилось имя Джадвея и его книга. Мне бы хотелось задать вам несколько вопросов об этом списке. Я с удивлением нашел в нем «Историю упадка и разрушения Римской империи» Гиббона и «Эссе» Паскаля, «Принципы политической экономии» Милля и «Сентиментальное путешествие по Франции и Италии» Стерна, книги Золя и другие. Почему они все были запрещены? Из-за своего непристойного содержания или антиклерикальной направленности?
— Из-за антиклерикальной направленности.
— Но не из-за непристойного содержания?
— Я еще раз повторяю, потому что они несли в себе опасность для веры.
— А «Семь минут», отец Сарфатти? Напоминаю вам, что цель данного разбирательства — ответ на единственный вопрос: является «Семь минут» непристойной книгой или нет? Мы собрались здесь не для того, чтобы решать, является книга Джадвея антиклерикальной или не является. Помня об этом, назовите мне причину осуждения и запрета «Семи минут».
— Эта книга была запрещена по обеим причинам: и из-за непристойности, и из-за антиклерикальности.
— Очень хорошо, святой отец. В отношении основного вопроса нашего разбирательства это очень ценный ответ. Как вы думаете, вы сами в состоянии отличить непристойную книгу от пристойной?
— Да, в состоянии. Я говорю от себя лично, а не от имени церкви.
— Предположим, я вам прочитаю короткий отрывок из книги. Вы сумеете сказать по этому отрывку, является она аморальной или не является?
— Я могу попытаться, но буду говорить только от своего имени.
— Но как специалист по непристойной литературе?
— Хорошо, как специалист.
— Я прочитаю вам два отрывка из популярной книги и хочу услышать ваше мнение о них. Первый отрывок: «Я обнаружила его руку у себя на груди и до смерти перепугалась. Я глубоко вздохнула, закричала и упала без чувств». Теперь второй отрывок. «Но он поцеловал меня с пугающей пылкостью, потом его голос обрушился на меня, как удар грома. „Итак… — сказал он, — пришел час расплаты, о котором я говорил“. Я закричала, как никто никогда не кричал, но некому было мне помочь. Обе мои руки были связаны, и я воскликнула: „Ни одна живая душа не испытала таких мучений, как я. О злодей!.. Господи, о Господи! Хоть в этот раз избавь меня от этих мук!“»
— И Господь Бог избавил ее, мистер Барретт?
— Да, избавил… Отец Сарфатти, считаете ли вы эти отрывки непристойными?
— Я считаю их незрелыми и провоцирующими, но не считаю в свете морали сегодняшнего дня непристойными. Однако святая инквизиция посчитала их непристойными в тысяча семьсот пятьдесят пятом году, когда поместила их вместе с остальным содержанием книги Сэмюэля Ричардсона «Памела» в список. Мне жаль испортить вам шутку, мистер Барретт, но я не стану обсуждать мудрость решения инквизиции осудить «Памелу» в тысяча семьсот пятьдесят пятом году, так же как и запрет «Семи минут» в тысяча девятьсот тридцать седьмом. Современная тенденция к всепозволяющей аморальности может опорочить все старые суждения, но если бы в этом вопросе проявлялась большая осторожность, мораль современного общества могла бы быть выше.