Семь мужчин одной женщины
Шрифт:
– Я понимаю ваши чувства, но мы не хотели афишировать личные дела семьи, дед оставил много долгов, вы понимаете, о чем я говорю?
– О да.
– Если бы все кредиторы сразу предъявили нам счета, то от семейных сбережений не осталось бы ни одного евро.
– Понятно, – растерянно произнесла Агнес и уставилась в одну точку.
Подумав немного, она спросила:
– Вы не могли бы мне рассказать хоть что-нибудь о его жизни?
– Я предлагаю сделать кое-что другое, подождите меня минуту.
Гастон прошел через гостиную и скрылся в кабинете, через пару минут он вернулся с
– Это он оставил для вас. В завещании было сказано, чтобы я нашел вас и передал лично в руки. Но сразу после похорон у меня было много неотложных дел. А когда я занялся вашими поисками, мне сказали, что вас нет в стране. И надо же, какое совпадение – вы сами пришли ко мне.
На веранду вышла служанка и сказала, что двое посетителей ожидают Гастона в гостиной.
– Прошу меня извинить, у меня сейчас будет деловая встреча, и я буду занят до вечера, но вы можете посетить кабинет Анри и осмотреть его вещи. Сатин вас проводит.
Служанка провела Агнес и Вассу в кабинет и демонстративно встала около двери, наблюдая за их действиями. Агнес это смутило, но она собралась с силами и прошлась по кабинету. Как и сказал Гастон, ее портрет висел над камином, на нем она была изображена молодой шатенкой с длинными волосами. Агнес подошла к столу и увидела огромное количество фотографий его семьи. На фото он был, по-видимому, с женой, детьми и родителями, но почему-то запечатлен был только в одном возрасте. У Агнес закрались некоторые сомнения, но она не подала виду. Оглянувшись еще раз на свой портрет, она быстро вышла из кабинета. Когда они шли по длинному коридору, служанка вполголоса сказала:
– Жаль старика Анри. Он умер в пансионе в полном одиночестве. Они давно его изолировали от семьи и от денег. Ходят слухи, что он умер не своей смертью, а от передозировки лекарств.
– Он умер не в этом доме? – спросила Агнес.
– Нет. В пансионе. В этом доме его не было больше двадцати лет.
Агнес от удивления встала как вкопанная, но служанка, бросив испуганный взгляд в сторону камеры наблюдения, подтолкнула их к выходу и с шумом закрыла за ними дверь. Агнес и Васса стояли в коридоре и в недоумении смотрели друг на друга.
– Что это было? – как бы сама у себя спросила Агнес и двинулась по направлению к лифту.
Пожав плечами, Васса последовала следом.
Когда они вышли на улицу, Агнес остановилась и начала тяжело дышать, она подняла голову вверх и закрыла глаза.
– Агнес, что с вами? – спросила девушка.
Медленно открыв глаза и восстановив дыхание, Агнес ответила:
– Когда мы уходим туда, – и она показала на небо, – мы не можем с собой взять ничего, кроме наших воспоминаний. А уж какими они будут, зависит только от нас.
– Вы вспомнили Анри?
– Да. Как я любила и ненавидела его одновременно, – сказала Агнес и тихо заплакала.
Девушка внимательно посмотрела на Агнес и поняла, что она сейчас не готова обсуждать подробности своей личной жизни, что боль из прошлого пронзила ее изнутри и не дает двигаться дальше.
– Разве мы не ради этого здесь? – осторожно спросила Васса. – Ведь вы хотели вспомнить и заново пережить те события, которые не отпускают вас многие годы.
Женщина подняла на нее заплаканные глаза и, промокнув их белоснежным шелковым платком, вгляделась в лицо девушки.
– Да, не отпускают многие годы, – повторила она слова Вассы.
Васса взяла ее под руку, и они пошли в сторону Люксембургского сада. Чем ближе они приближались к садово-парковому ансамблю, тем бодрее выглядела Агнес, и когда они вошли в сад с главного входа, она уже широко улыбалась. Какой-то пожилой мужчина, проходя мимо, бросил ей в руки розу, и она от неожиданности вскрикнула, но потом засмеялась и поблагодарила его. Настроение у нее окончательно поднялось, и она потянула девушку в сторону музыкального павильона, из которого разносилась по всему парку музыка. Под открытым небом музыканты давали настоящий концерт, многие парочки разных возрастов танцевали, дети, объединившись в группы, с визгом бегали вокруг, путаясь под ногами у танцующих. Заиграла новая мелодия и многие сидевшие за столиками стали громко подпевать, некоторые соскакивали и с преобразившимися лицами, восторженно размахивая руками, выкрикивали слова песни. Заметив недоумение на лице Вассы, Агнес произнесла:
– Это Марсельеза – гимн великой революции. Все французы знают ее наизусть.
Васса наблюдала за людьми и подметила, что таких раскованных и свободолюбивых людей она еще не встречала. Они немного постояли перед сценой и пошли по дорожке к выходу. Солнце начало припекать, и Агнес, расстегнув пальто, несколько раз сделала глубокий вдох и выдох.
– Вот по такому Парижу я буду очень скучать.
– А вы что, уезжаете из Франции? – удивленно спросила Васса.
– Можно сказать и так, – многозначительно произнесла Агнес и бодро добавила: – Я проголодалась, пойдемте, я вам покажу необыкновенное кафе.
– Чем оно необыкновенно?
– О! Оно славится своей творческой атмосферой и знаменитыми посетителями.
Выйдя из парка, они направились в сторону ближайшего перекрестка. Проходя мимо памятника, Васса спросила:
– А кто это?
– Это? Маршал Ней. Как говорил Наполеон, он был храбрейшим из храбрых. Кстати, вы должны его знать, он получил титул князя Москворецкого за битву при Бородино.
– Бородино?! Конечно, знаю, – бойко ответила Васса и, встав в позу, начала декламировать стихи: «Скажи-ка, дядя, ведь недаром Москва, спаленная пожаром, французу отдана?»
– Кто это написал? – улыбаясь, спросила Агнес.
– Лермонтов, его стихи знают все русские, – ехидно парировала ей Васса.
Глаза их встретились, и женщины рассмеялись, Агнес одобрительно похлопала по плечу девушку и сказала:
– Правильно! Нужно знать историю своей страны и гордиться ею, какие бы трагичные времена она не переживала!
Зайдя в кафе «Le Closerie des Lilas», они сразу окунулись в особую атмосферу. Кафе было почти полностью заполнено, стоял неимоверный шум, многие посетители расхаживали от столика к столику с бокалом вина и о чем-то оживленно спорили. Женщины заняли только что освободившийся столик в центре зала, и первое, что бросилось Вассе в глаза, – скатерти, на которых краской по трафарету были нанесены автографы и подписи на разных языках. Заметив ее взгляд, Агнес объяснила: