Семь преступлений в Риме
Шрифт:
К счастью, библиотека была островком тишины. В латинском зале оказалось немало читателей, однако слышен был лишь шелест переворачиваемых страниц. Хотелось бы переговорить с Томмазо Ингирами, заодно сказать ему о предложении книготорговца по поводу Иоанна Крестителя, но, так как его не было, пришлось обратиться к Гаэтано:
— У вас, я полагаю, есть издание «О Граде Божьем», напечатанное Конрадом Цвайнхаймом. Нельзя ли просмотреть его?
Гаэтано, обычно приветливый, казалось, был не в духе.
— Конрад Цвайнхайм, говорите вы? Что-то
— Предполагаю, между 1465 и 1475 годами.
— Пройдите в греческий зал, здесь нет мест. Как только найду, принесу.
Я повиновался и ждал в соседнем зале, глядя в окно на толпы верующих, заполнивших двор Попугая. По небу плыли тяжелые серые тучи, грозящие разразиться снегом.
Через некоторое время пришел Гаэтано:
— Вот! Думаю, это то, что вы ищете.
Он положил на одну из конторок толстый том в коричневой коже.
— Мессера Ингирами нет сегодня?
— Нет, ему пришлось… ему потребовалось срочно уйти… — Понизив голос, он пояснил: — Честно говоря, здесь находится Аргомбольдо. Он над чем-то работает в главном зале. Томмазо предпочел…
— А… вот оно что… По-вашему, он в хорошем настроении?
— Трудно сказать. Он непредсказуем.
— У меня есть еще вопрос: храните ли вы здесь типографские шрифты?
— Шрифты? Типография не по нашей части.
— Мне сказали, что папа Сикст Четвертый приобрел шрифты этого печатника, этого Цвайнхайма. Случайно, не знаете, куда помещают подобные вещи?
— Право, не могу сказать. Но спрошу Томмазо, как только он вернется. Кстати, мессер Синибальди, раз уж вы пришли… Что за причина этих волнений?
— Какое-то новое преступление… — уклончиво ответил я. — Народ готов взяться за оружие для самозащиты.
— Увы! — вздохнул библиотекарь. — Насилие порождает насилие…
Я поблагодарил Гаэтано и наугад раскрыл труд блаженного Августина. Кажется, Евангелиста да Тозини угадал. Начертания букв в книге «О Граде Божьем» и посланиях совпадали. Одно только было отличие: заглавные буквы здесь были красными, что делало страницы более рельефными. И все же я постарался сравнить каждую букву. Сомнений не оставалось: убийца нашел и использовал шрифт Цвайнхайма.
Чья-то рука легла на мое плечо.
— Надо же, мой молодой друг! Вы становитесь завсегдатаем библиотеки Ватикана!
— Добрый вечер, мессер Аргомбольдо.
Как и всегда, он был весь в черном, глаза его горели лихорадочным огнем. Он продолжил:
— А я только что слышал, как о вас говорили…
— Хорошее, надеюсь?
— Во всяком случае, любопытное… По поводу того убийства гравера, вы знаете… На рынке, где продают дичь, две женщины утверждали, что некий молодой человек видел убийцу и даже гнался за ним в квартале Святого Евстахия, но не догнал. Я, конечно же, сразу подумал о вас…
— Конечно… Вам здорово повезло, что вы это слышали!
— Правда? После вашего визита меня интересует все, касающееся этого дела.
Мы разговаривали вполголоса, однако
— Вы все еще верите в проявление божественного гнева?
— Скажем, я, скорее, лелею эту надежду. Если этот город не покается…
Он наклонился над моей книгой.
— Ах! Блаженный Августин! Вот это уже лучше!
Гаэтано послушался моего совета.
— Скажу честно, мессер Аргомбольдо, меня интересует не сама книга, а тот, кто ее напечатал. Вам известен некий Конрад Цвайнхайм?
Он поскреб свой длинный нос.
— Конрад Цвайнхайм? Что-то слышал…
Он взял книгу в руки и полистал ее.
— Печатник, да. Не он ли погиб… во время пожара или другого несчастного случая?
— Насколько я знаю, его мастерская сгорела после его кончины. Однако удалось спасти набор шрифтов, купленных впоследствии Сикстом Четвертым. Это случилось в 1475 или в 1476 году.
— Слышал я об этой истории. 1475-й, вы говорите?.. Вы уже видели фреску Мелоццо да Форли?
— Та, которая в латинском зале? Ингирами показывал ее мне.
— Тогда вы должны знать, что библиотека Ватикана была основана в 1475 году. На фреске человек, стоящий на коленях перед Сикстом Четвертым, есть не кто иной, как первый префект — Бартоломео Платина. Помнится, он проявлял интерес к книгопечатанию. Искусство это было новым в то время. Ничего удивительного, что он посоветовал папе сделать эту покупку.
— А папа мог подарить ее библиотеке?
— Не знаю. Я лично никогда не видел этих шрифтов в наших стенах.
Стоило ли ему верить?
— А кто, по-вашему, мог бы сказать поточнее?
— Ингирами, может быть… Должен ли я понимать так, что есть некая связь между этим Цвайнхаймом и вашим убийцей?
Вопрос он задал без малейшего смущения.
— А это лучше спросить у кумушек на рынке, мессер Аргомбольдо…
У меня было еще время сходить в апартаменты да Винчи, но, взволнованный высоким саном пригласившего меня, я представился камергеру, ответственному за визиты к папе, задолго до того, как прозвонили к вечерне. Тот проводил меня на следующий этаж, провел через богато обставленные покои до небольшой прихожей, где уже томились в ожидании два монаха и один дипломат.
До того как попасть в зал аудиенций, я долго ждал, пока оттуда выйдут опередившие меня.
Зал был небольшой, но высокий и красивый; широкое окно выходило на Бельведер; а стены и потолок были чудесно расписаны Рафаэлем. Для росписи художник выбрал тему, целиком посвященную чуду божественного присутствия: Гелиодор, изгнанный из храма разгневанным Богом; ангелы, освобождающие святого Петра из темницы; орды Аттилы, попятившиеся при виде распятия; месса в Больсене, во время которой закровоточили облатки… Рафаэль из Урбино позаботился и о своих благодетелях: Лев X был представлен Львом Великим перед Аттилой, а Юлию II отводилось почетное место на двух остальных фресках. Было от чего оробеть такому ничтожному визитеру, как я.