Семь раз проверь... Опыт путеводителя по опечаткам и ошибкам в тексте
Шрифт:
Это маленькое «открытие» настолько нас заинтересовало, что мы решили проверить, как часто случаи смешения букв в наборе (известно, что это самый распространенный вид опечаток) подчиняются математическим закономерностям. С этой целью мы взяли первый попавшийся лист корректуры и выписали из него ряд ошибочных букв, стоявших на месте правильных: «к» вместо «н», «ц» вместо «з», «в» вместо «н», «д» вместо «р», «п» вместо «с», «а» вместо «о», даже «ы» вместо «а» и т.д.
Затем по таблице частот мы убедились, что в 75% случаев неверные буквы имели меньшие ориентировочные значения, чем буквы, которые должны были стоять в данном слове (например, для «к» значение равно 0,028; а для «н» — 0,053). Этот несложный эксперимент, разумеется, нельзя признать строго научным, но он подтверждает, что в работе текстолога
— 0,175; о — 0,090; е, ё — 0,072; а — 0,062; и — 0,062; т — 0,053; н — 0,053; с — 0,045;
р — 0,040; в — 0,038; л — 0,035; к — 0,028; м — 0,026; д — 0,025; п — 0,023; у — 0,021;
я — 0,018; ы — 0,016; 3 — 0,016; ь, ъ — 0,014; б — 0,014; г — 0,013; ч — 0,012; й — 0,010;
x — 0,009; ж — 0,007; ю — 0,006; ш — 0,006; ц — 0,004; щ — 0,003; э — 0,003; ф — 0,002.
Более того, можно было бы только приветствовать, если бы нашлись такие ревнители точности печатного слова, которые взяли бы на себя труд на большом материале проверить взаимозависимость употребления отдельных букв и вероятность появления опечаток. Кое-какие шаги в этом направлении предпринимались. Из упоминавшегося выше доклада на Ленинградской конференции по инженерной психологии [ 115 , с. 28] мы знаем, что исследователи определили классы слов, в которых машинные наборщики часто делают ошибки, и составили ориентировочный словарь основных типов этих слов. Стало быть, наше предложение совпадает с направлением поисков, которые уже ведутся.
«Ловить» опечатки было бы довольно просто, если бы все происходило в полном соответствии с расчетами и прогнозами, то есть всегда была бы уверенность, что наступит данное событие, как говорят математики.
Но количество «составляющих» в процессе преобразования рукописи в книгу настолько велико, что, даже зная одну из них (те же частоты появления букв), мы вряд ли сумеем предусмотреть все остальные. В предыдущих главах уже говорилось об «осечках» глаза при чтении, о неисправностях машины, «подкидывающей» все новые ошибки в наборе, о физиологических факторах, влияющих на качество зрительной работы (например, усталость наборщика и корректора к концу смены, возрастные факторы, которым придавал большое значение И.П. Павлов). Все это умножает число досадных помех, затрудняющих борьбу с опечатками и ошибками в текстах.
Затрудняющих, но не отменяющих! В сущности, чем больше собрано материала для обсуждения, тем легче делать выводы и вносить предложения. В.И. Свинцов резонно указывает: «Каждая из ошибок в отдельности кажется оплошностью, недосмотром, но ведь многократно повторяющиеся случайности всегда выражают известную закономерность. Внимание корректора, позволяющее ему воспринимать грамматические связи почти автоматически, есть следствие знаний и соответствующей тренировки. И хотя логические связи по своей природе... существенно отличаются от грамматических, видимо, можно говорить также и о воспитании или даже тренировке логического внимания».
Мы всецело присоединяемся к выводу цитируемого автора: «И не играют ли здесь роль путеводителя сознательно приобретенные знания в сочетании с определенными практическими навыками?» [ 101 , с. 18].
Фактор неопределенности значительно стушевывается благодаря действию важного явления, которое подметили исследователи литературных текстов. Это тщательно прослеженная и неоспоримо доказанная периодичность появления ошибок, описок и опечаток. Блестящий знаток рукописей Пушкина профессор С.М. Бонди, изучив наиболее характерные ошибки великого поэта как в стадии самого творчества, так и в процессе чисто механической работы переписывания черновика набело (то есть, по сути дела, создания оригинала для набора), заметил, что описки не только систематически повторяются, но существует какая-то видимая связь между ними. По наблюдениям С.М. Бонди, «описка, как беда по пословице, никогда (или почти никогда) не приходит одна. Как будто выбитый чем-то из колеи автоматически правильного письма писатель еще некоторое время продолжает находиться в этом состоянии; или, может быть, даже первая описка сама по себе нарушает этот автоматизм и влечет за собой и вторую». Поэтому исследователь дает деловой совет своим коллегам: «Всегда нужно быть готовым вслед за одной опиской сейчас же или вскоре ждать и вторую» [ 15 , с. 594]
С нашей точки зрения, ошибки и пропуски в рукописях, волновавшие маститого пушкиниста, являются «ближайшими родственниками» типографских опечаток, а разладившийся «механизм переписывания» в чем-то сходен с настоящими механизмами, без которых не обойтись, «перерабатывая» рукопись в книгу. С.М. Бонди исчерпывающе показал, что Пушкин, переписывая свои творения, допускал большинство таких же ошибок, какие примелькались нам в оттисках свежего набора: замена одной буквы другой, пропуск буквы или части слова, перескоки букв с места на место, неправильные окончания слов и пр.
Но не в том дело, что и великий человек не может преодолеть закономерности, которым подчиняется работа рядового переписчика или наборщика. Главное заключается в том, что есть возможность на основе периодичности появления одних и тех же или близких по характеру ошибок лучше подготовиться к тому, чтобы их встретить и обезвредить.
Рассматривая речь (устное или письменное сообщение) как вероятностный процесс, ученые вполне допускают, что организм человека заранее «настраивается на волну» какой-либо предстоящей ситуации. «Всем знакомое ощущение „ожидания рифмы", — пишет Р. М. Фрумкина, — есть не что иное, как сложная преднастроика, где вероятностный прогноз основан на интуитивном знании законов стихосложения» [ 116 , с. 3]. Видимо, этим интуитивным знанием обладали еще первые читатели «Евгения Онегина», которым адресованы шутливые стихи:
И вот уже трещат морозы И серебрятся средь полей (Читатель ждет уж рифмы розы: На, вот возьми ее скорей!)Давно доказано, что легче работать, когда выполняемая операция проходит в определенном ритме. В знаменитой статье «Рефлекс цели» (1916) И.П. Павлов писал: «Всякий знает по собственному опыту, до какой степени нервная система наклонна усвоять известную последовательность, ритм и темп деятельности». В работе, требующей длительного напряжения и сосредоточенного внимания, великий физиолог рекомендовал создавать периодичность, способствующую сохранению энергии и облегчающую достижение цели [ 82 , с. 244, 245].
Французский исследователь А. Моль экспериментальным путем подтвердил, что обычно для человека достаточно небольшого количества (трех-четырех) регулярных повторений, чтобы он заметил правильное ритмическое чередование и таким образом «был приведен в состояние ожидания следующего явления, то есть, иными словами, настроился на понятие периодичности» [ 77 , с. 124].
Если от теории вернуться к практике, то для реализации только что приведенных замечаний едва ли отыщется более подходящее поле, чем «охота за ошибками» — корректура. Добьется лучших результатов и сбережет свои силы тот корректор (а также и редактор, текстолог), который сумеет приноровиться к явлениям ритмичности и периодичности и извлечет из них практическую пользу в своей работе.
Целесообразно сослаться здесь на факты из личного опыта. Как редактор, так и корректор повседневно пользуется приемом сопоставления с целью убедиться, что один факт, одно написание в тексте не противоречит другому. Так, читая корректуру произведения, в котором неоднократно упоминалось название прославленного музея, мы заметили, что где было набрано «императорский Эрмитаж» (речь шла о дореволюционном времени), а где «Императорский Эрмитаж» в соответствии с написанием той эпохи. Приняв за норму первое написание, мы «настроились на понятие периодичности» и готовы были «снижать» прописную букву, сколько бы раз ни увидели ее в отмеченном слове.