Семь рыцарей для принцессы
Шрифт:
Возле комнаты под номером 313 Герман остановился и повернулся к юноше:
— Здесь мой блок, — ровным голосом пояснил он и толкнул дверь. — Соблюдай, пожалуйста, чистоту, — и, вспомнив кое-что из детства, добавил: — Хотя бы относительную.
Герман тщательно вытер ноги о коврик, Берт повторил его маневр и с некоторой опаской заглянул внутрь. Несмело прошелся по комнате — просторная, светлая, но Герман был уверен, что на вкус Берта она слишком тесна. Три двухъярусные кровати в углах частично свободны, и Берт сразу сообщил, что будет спать внизу, чтобы не свалиться во сне. Центр комнаты
— А зачем столько кроватей? — спросил Берт, который не мог долго молчать. — Сколько с нами будет жить народу?
Берт, похоже, чувствовал себя неловко, и Герман невозмутимо смотрел на него, устроившись на нижней полке угловой кровати. Если честно, он тоже пока не знал, с чего начать.
За открытым окном чирикали пташки, шелестела листва, с площадки на заднем дворе общежития доносились сглаженные расстоянием голоса и смех. Альберт застыл посреди комнаты, упершись задом в стол, и теребил себя за волосы, постепенно вытягивая из-под цветных невидимок прядку за прядкой. Герман ждал. Потом резко выдохнул и хлопнул себя по коленке.
— Так! Давай познакомимся еще раз.
Альберт вздрогнул, больно дернув себя за волосы, а Герман уже приветливо улыбался, точнее, старался это делать. Берт неуверенно улыбнулся в ответ.
— Давай.
Подчиняясь жесту, придвинул один из стульев к кровати и сел. Как и ожидалось, сиденье оказалось для него слишком твердым и неудобным, Альберт заелозил, устраиваясь, и мучился бы до самой ночи, если бы Герман не продолжил:
— Откуда ты прибыл?
— Откуда? — Берт замер, растерянно хлопая глазами. — Ммм… “Черная дыра”, гостиница в…
— Я не об этом спрашиваю, — нетерпеливо перебил Герман. — Как ты вообще попал в Визанию, да еще и остановился в таком отвратительном месте? Даже самые бедные абитуриенты обходят “Черную дыру” стороной.
Герман вперил в бывшего друга тяжелый внимательный взгляд, который мгновенно отмечал малейшие перемены в его настроении и облике. Вот он закусил нижнюю губу, отпустил. Облизнул. Рука потянулась к волосам, стремясь накрутить на палец непослушный локон. А внутри вообще творилась настоящая сумятица из панических мыслей, страха, непонимания. А еще, похоже, Альберту было больно, и острые уколы этой боли отзывались в голове самого Германа. Отклонившись назад, он мягко подтолкнул его к ответу:
— У тебя есть документы для поступления?
Берт обрадовался смене темы.
— Да! Я отдал их учителю Кишману.
— А откуда они у тебя? Кто тебе их дал?
Альберт снова сник, как будто щелкнули переключателем. По крайней мере, так это представлялось чувствительному к чужим эмоциям Герману.
— Зачем ты задаешь эти вопросы? Я… я не могу сказать.
Берт склонил голову, стискивая виски ладонями. Шум в голове сделался невыносимым, к горлу подкатила вязкая волна паники. Как он оказался в Визании? Откуда документы? Да если бы он знал!
Герману казалось, что он почти слышит его мысли.
— Как твое полное имя? Из какого ты мира?
Но Берт действительно не мог ответить.
— Кто помог тебе поступить в военное
Голос Германа причинял беспокойство. Берт заскулил, пытаясь спрятаться от него.
— Посмотри на меня, Альберт!
Но он спрятал лицо в ладонях, будто прячась от проблемы.
— Альберт!
Юноша с опаской взглянул на Германа. Хлюпнул носом, утер слезы.
— Я не помню.
С ресниц сорвалась особенно крупная слезинка. Подумав, что Альберт ничуть не изменился за два года, что они не виделись, Герман вздохнул — моральный прессинг не помог, а жаль. Оставался только один выход — задействовать свои тайные способности. Физический контакт в таких случаях причинял дискомфорт, но ведь это был Альберт, поэтому Герман без лишних слов встал у него за спиной. Задумчиво покрутил тонкое серебряное колечко на безымянном пальце и убрал в карман. Едва прикоснувшись к Берту, он брезгливо поморщился. Тонкой струйкой к нему потекло отвратительное, грязное даже по ощущениям месиво из негативных эмоций. Берту нужно помочь от них избавиться, иначе головные боли только усилятся.
— Посиди смирно пару минут, — попросил Герман, — и все сразу пройдет.
Он сосредоточился, очищая верхний ментальный слой. Берт поначалу напрягся, потом расслабился, даже довольно что-то промурчал. Герман убрал руки и символически отряхнул их. Улыбнулся, хоть Берт этого и не видел.
— Ух ты! Уже совсем не больно! — по-детски восхитился Альберт. — Что ты сделал?
Герман пожал плечами, не планируя отвечать, и вернулся к своей койке.
— Я живу один. То есть, жил. Это место занято, все остальное в твоем распоряжении. Можешь выбрать любой шкаф, они почти все пусты.
Берт открыл первую попавшуюся дверцу, постоял перед пустыми полками, стянул с себя легкую куртку с нелепой меховой опушкой и впихнул в шкафчик.
— Это все твои вещи? — Герман удивленно приподнял бровь. Гардероб его друга прежде не отличался такой скромностью. — Или их доставят позже?
Альберт нервно дернулся, куртка попыталась выпасть, и он торопливо засунул ее обратно.
— Н… нет. Это все.
Это уже ни в какие ворота не лезло. Берт всегда отличался легкомыслием и с охотой влезал в неприятности, но сейчас с ним происходило что-то уж совсем нехорошее. И пусть тогда их связь внезапно прервалась, Герман понимал, почему, и не таил обиды, считая, что рано или поздно их пути все равно должны были разойтись. Что, впрочем, не означало, что ему стало наплевать.
Он резко поднялся и без объяснений направился к выходу. Оставить все как есть он просто не имел права, какова бы ни была причина, он обязан о ней знать.
— Стой! — Берт справился со своенравной верхней одеждой и бросился к нему. — Ты куда?
— Пойду прогуляюсь, нужно кое-что прояснить, — он взялся за ручку. — Один. Сиди и жди меня тут. Понятно?
Альберт послушно закивал.
Даже для его непосредственного характера так легко относиться к потере памяти — странно, и эта мысль буквально подгоняла Германа в сторону здания администрации, где располагались деканаты. Учитель Кишман наверняка в курсе этого дела, иначе почему он принял документы, да еще и спустя месяц после официального начала учебного года?