Семь с половиной женихов Евангелины
Шрифт:
– Только смотри, - грозно сказал он, - если кто-то из них полезет к тебе целоваться, ни один некромант их не спасет!
– Обещаю - я не позволю им вольностей!
– ответила я.
Гнома действительно видно не было. Дикий, но взнузданный стул пасся возле стены замка, с ловкостью козерога карабкаясь в самые труднодоступные места. Пахло костром; остатки его чернели неподалеку от широкой террасы.
Гнома видно не было.
Если бы мы были не так сильно влюблены и были чуточку внимательнее, то бы наверняка рассмотрели и рыжую бороду на клумбе
Гном специально развел костер, чтобы нажечь угля и им на черных камнях, из которых и был построен замок Эвана, нарисовать чудовищный призыв. Со злости ревнивый мстительный гном хотел даже разломать стул некроманта, но стул ему не дался. Он яростно лягался и становился на дыбы.
Гном был бит его ножками, подкованными крепкими металлическими набойками, и отступил, с ворчанием прижимая свою флягу с пивом к заплывающему подбитому глазу.
Он нашел и сжег какую-то корягу, и головешкой тщательно выписал все страшные ругательные слова, которые полагалось вписать в призывную пентаграмму.
Если б мы увидели его испачканную углем физиономию и абсолютно черные руки, мы бы наверняка поняли, что он что-то натворил. Но гном умело замаскировался, слился с клумбой. А черный пол скрыл его художества.
Но проходя по террасе, я наступила в центр пентаграммы, и древнее зло, к которому взывал ревнивый мстительный гном, пробудилось.
С неба дохнуло холодом, солнце затянуло тучами. Эван, глянув на наползающие фиолетовые облака, покачал головой:
– Может, ты съездишь навестить их в другой раз?
– Нет, Эван. Сегодня. Чем быстрее я с этим покончу, тем быстрее мы будем с тобой вместе.
Я поцеловала его на прощание, подстегнула лошадку и поехала к последнему домику, ожидающему меня.
***
– Э-э-э-эми-и-и-иль!
Мощный рев луженой глотки мамаши охотников разнесся над вздрогнувшими зелеными холмами. Птицы с криками сорвались с ветвей, Лора списком покарабкалась под мою юбку.
– Негодный мальчишка, где ты там ходишь, - затараторила почтенная мадам на одном дыхании, без пауз, - когда к нам гости едут?!
Эмиль - тот самый охотник, которому Эван повредил глаз (да, тот дрыгался до сих пор), -смирно сидел на стуле посередине лужайки перед домом, сложив руки на колени, как послушный мальчик. Он был при параде, в белоснежной сорочке и расшитом золотом жилете, а двое других охотника, щелкая ножницами над его солнечными светлыми волосами, спорили, как лучше его постричь, скрывая лысину, выстриженную когтями Эвана.
– Ирокез!
– кричал один.
– Чубчик!
– вопил другой.
И они принимались носиться друг за другом, тыча друг в друга ножницами и опасно ими щелкая над лысым теменем братца.
– Ми-и-и-ихаль!
– взревела, как паровозный гудок мамаша охотников.
– Стриги ирокезом! Акмаль - иди, встреть гостью.
И она сама вышла на крыльцо дома, дымя трубкой.
Если б я не видела ее сыновей - а все огненные маги-охотники были ее сыновьями-близнецами, - то я подумала бы, что она разбойница. Или пиратка. И живет где-то в разбойничьем логове в лесу. Но никак не домохозяйка и хорошая мать в респектабельном доме.
На ее черноволосой голове был небрежно повязан цветастый платок, мощную грудь обтягивала яркая красная кофточка. На широких бедрах поверх полосатых пиратских штанов тоже красовался небрежно повязанный цветастый платок, частично заменяющий юбку. Ноги ее были обуты в видавшие виды ботфорты. В зубах этой великолепной во всех смыслах дамы была зажата прокуренная и порядком погрызенная трубка.
Ей не хватало только абордажной сабли в руках, попугая на плече и шляпы поверх повязанных платком волос. Но и без них я ожидала, что сейчас эта великолепная во всех смыслах дама выкрикнет: «Три тысячи чертей, сухопутные крысы!». И стрельнет из пистолета, раздобыв его где-нибудь под цветастым платком.
«Вот это мама!
– потрясенная, подумала я.
– Не дай бог выйти замуж за одного из ее сыновей. Если я ей чем-то не понравлюсь, она запросто пустит меня на корм акулам!»
Акмаль, бросив свои ножницы в траву, радостно улыбаясь, поспешил ко мне. раскрыв объятья. Победивший Михаль радостно защелкал ножницами, превращая своего благонравного нарядного брата в отвязного индейца.
– Евангелина!
– выкрикнул Акмаль на все холмы.
– А мы вас ждали!
– Я ненадолго, - набравшись храбрости, сразу выпалила я.
– Дело в том, что я уже сделала свой выбор. И поэтому нет смысла... долго гостить у вас... и вселять напрасные надежды...
Акмаль, солнечный огненный маг, смотрел на меня снизу вверх такими чистыми и ясными восторженными глазами, что сердце мое разрывалось. Нет, определенно -Влюблярмус это зло! Когда он не нужен никому.
– Выбрали?
– повторил он радостно.
– Ну, надо же! Неужели, меня? Что, завтра свадьба? Так я готов!
– Почему это тебя?!
– возмутился Михаль, злобно щелкая ножницами.
– Может, меня!
– А почему только вас?
– подал голос новоиспеченный индеец с ирокезом.
– А как же я? Почему не всех троих?
Я, как рыба на суше, молча раскрывала рот.
– Всех троих?
– переспросила я, наконец, когда способность говорить вернулась ко мне.
– Что вы такое говорите?..
– Если магическая неразрывная связь, то можно и четверых, - ответил Эмиль.
– А четвертый кто?
– удивился Михаль.
– Мама, что ли?
– Какая мама?!
– в ужасе закричала я. Больше всего на свете мне хотелось хлестнуть лошадку вожжами и удрать отсюда поскорее. От этих болванов и от их решительной мамы. Не дай Бог...
Эмиль поморщился, тряхнув головой.
– Да причем тут мама, - проговори он, стряхивая состриженные золотые волосы с золотого шитья.
– Это я к примеру сказал. Три, четыре, пять. Если есть магическая связь, то ею связывает, как золотым нитками. Вот и решай, кого отрезать. А можно не резать. Можно троих.