Семь с половиной женихов Евангелины
Шрифт:
А потом с таким же жутким кличем он кинулся вниз, в толпу нежити, как раз на том месте, где они почти добрались до гнома, и принялся раскидывать их, защищая незадачливого некроманта-недоучку, который их поднял.
Смелый какой.
Акмаль, позабыв обо всем, с криком и хохотом стрелял по наступающим. Как в тире. В этот миг для него не существовало ни бабушки, ни опасности, ничего - увлекающаяся натура. К слову, стрелял очень метко. От его выстрелов пустые головы чудищ лопались в мелкие осколки и чудища, откинутые и дезориентированные выстрелом и лишенные возможности
М-да, тоже не выход.
Смелость и сила женихов, конечно, хорошо, но только ими одними проблему явно не решить. Надо что-то самой решать.
– Кусай, кусай их, блохастенький!
– выкрикивала я, глядя, как Берни с остервенением рвет обуглившихся монстров.
– Так их! Вали! Стреляй, мой утеночек! Поотшибай им все!
Иголка Эмиля мелькала в моих дрожащих пальцах, но не накалывала ни разу, шар сшивался с ювелирной точностью. Приземлившийся на башню Роланд, встряхнувшись, освободился от своей чешуи и шагнул ко мне.
– Ну и запах, - культурно охарактеризовал он смрад.
– Ну что, мадам, готов там ваш шар? Здесь становится очень небезопасно.
– Минутку, еще минутку, золотой мой!
– пыхтела я.
– Лора, девочка моя! Принеси-ка мне чайник!
Капкан радостно запрыгал, завилял цепью, признав хозяйку. Ухватив внизу, на костре, чайник, Лора вскарабкалась по ступенькам, правда, расплескав половину, но мне и оставшегося было предостаточно.
– Ай, что за собака!
– восхитилась я.
– Лора, хорошая, хорошая! Иди, девочка моя, сорви-ка мне вон тот синий цветочек, и вон тот желтый.
Лора радостно заскакала по ступеням, бренча цепочкой.
Роланд, нахмурившись, внимательнее посмотрел на меня. Но что он мог там рассмотреть? И я его внимательности внимания не придала.
Лора вернулась с полной пастью травы, из которой я выбрала себе нужные ингредиенты. Затолкала их я чайник, спешно прошептала заклятье. В воздухе разлился сладкий запах карамели. Было бы отлично, если б все получилось!
**
Флятт был случайной жертвой моего зельеварения, а вот беснующимся за прозрачными стенами чудовищам предстояло стать моими осознанными мишенями.
Акмаль, сходя с ума от грандиозной охоты, все стрелял и стрелял по наступающим врагам, хохоча во все горло. Кажется, он уже забывал заряжать ружье и палил чистейшей огненной магией, огненными маленькими смерчами, отчего дуло раскалилось докрасна.
Берни грызся за гнома как за собственного родственника, отгоняя чудовищ от прогрызенной ими стенки. Потому что там, в прорехе между кирпичами, уже торчала гномья обритая голова. Один укус - и гном сделался бы фатально безмозглым. А более безмозглым он натворил бы бед в три раза больше. Берни допустить этого не мог, и потому сражался не как волк, но как лев.
Дикие Оборотни Темного леса не ответили на его призыв, посчитав его чужаком, не достойным их стаи, и от этого Берни был злее в два раза, и во столько ж раз сильнее. Он словно бы раздался в плечах и стал выше в холке, а шерсть его потемнела и стала черной, жесткой и жутко густой, такой, что чудовища, пробовавшие вцепиться в оборотня зубами, не могли прокусить его шкуру. А вот он раскусывал пустые головы как орешки своими острыми клыками и раскидывал лапами обломки костей и распухших в болоте тел.
Он взвыл еще раз, злобно и страшно, и теперь уже не прося помощи, но угрожая предавшим его Диким Оборотням, и те, заслышав его голос, прятались, потому что вой этот вселял страх в их сердца.
Эван молчал; он закрыл глаза и читал заклятье про себя, а его раскинутые руки сжимали призрачные цепи, которые опутывали всю содрогающуюся от ударов нежити башню. И только Роланд был со мной и с моим чайником, над которым я наскоро бормотала заклятья для того, чтоб сварить зелье, повышающее настроение...
– Какой знакомый, приятный запах, - произнес Роланд довольно настойчиво.
– А мы с вами раньше не встречались? Быть может, вы держите недурное кафе где-то в долине?
– Ничего у меня нету, касатик мой, никакого кафу, - пробормотала я, краснея и ниже склоняясь над чайником. Я прижала его крышечку и сильнее встряхнула, отчего он зафыркал новогодне-карамельным запахом еще сильнее, и Роланд поймал меня за руку.
– Евангелина?!
– выдохнул он изумленно, вглядываясь в мое лицо и стараясь встретиться взглядом с моими глазами. Тут еще Лора принялась подлизываться ко мне совсем уж откровенно, радуясь встрече, и у Роланда не осталось ни малейшего сомнения.
– Что он с тобой сделал, этот чертов Дракон?! Да как он смел! Он заколдовал тебя хлеще, чем некромант - гнома! Дюранталь мне в бок, да я убью его!..
– Утеночек мой синеглазый, негоже выдумывать всякое, - проскрипела я, страдая.
– И смертью грозиться никому не стоит. Давай, наполни мой шар своим дыханием, как сердце
– пламенной любовью, и я спасу всех вас. И себя заодно.
– Постой!
– я хотела было подняться, но Роланд снова поймал меня за руку.
– Ты... поэтому строила глазки Эвану? Ты хотела поцелуй любви?!
– осенило его.
– У вас что-то было? Он признавался тебе в любви? Он может расколдовать тебя?! Так я скажу ему сейчас же!..
Он хотел было уже бежать вниз, звать Эвана, но я удержала его.
Отчего-то мне стало ужасно грустно - и оттого, что он так истово хочет меня расколдовать, что позволил бы Эвану меня поцеловать, пусть даже под ногами у нас разверзлась земля, и чудовища сожрали всех вкруг.
.И оттого, что не додумался сделать этого сам.
– Утеночек мой синеглазый, - проскрипела я, - не надо, не трудись, ножки-то не бей, бегая туда-сюда. Я не знаю, поможет ли мне что-то. Я не знаю даже, поможет ли мне сладкий кренделек. Я хотела б в это верить, да и пожамкать такого сладкого кренделька мне, старой дуре, охота, но будет ли толк?.. Зачем тревожить его сердце? Давай, вдохни в мой шар побольше жару, столько, сколько его есть у тебя, и я полечу.