Семь стихий мироздания
Шрифт:
— А кем он себя видит во сне?
— Охотником. Иногда, правда, про какую-то Мать-Зорю твердит. Может быть, конечно, это религия его Родины, не знаю.
— Понятно, — задумчиво отозвалась Серафима.
— А в чем дело? Что такого Васька мог натворить?
Каляда присела на камень.
— Интересная картина получается, — начала она. — Твой призрак пользуется собственным видом энергии, но когда он появляется, окружающий его фон полностью совпадает по всем параметрам с биологическим полем Лога. Как будто они питаются из одного источника, но для Василия этот источник родной, а для призрака — внешний,
— Ну и?
— Это наблюдения. Я не могу еще сделать выводы.
— А Рамзес? — вдруг осенило Данилу. — Его ты проверила?
— Он не дал согласия на зондирование. Я не имею права вторгаться в его сознание. А внешнее поле у него обычное.
Тимохин вздохнул.
— Так, всё остается на старых местах.
— Не унывай. Ты вспомнишь имя своего друга.
— Ладно имя! Вспомнить бы, кто это он сам-то.
— Имя человека — не просто слово. Древние народы считали, что в имени сокрыта сама душа. В их легендах герои, узнавшие имя врага, низвергали его проклятием. Именем будили духом и возвращали к жизни любимых. Кто знает, может быть твой друг ждет от тебя свое Имя. Твоя память даст ему силы вырваться из плена.
— Бабушкины сказки!
— Не веришь? — женщина — Данила не мог отделаться от этого ощущения — изучала его, несмотря на полную темноту вокруг.
— Хотел бы верить, наверное, но…
Он осекся, вслушиваясь в завывание ветра в горах. Серафима поднялась на ноги:
— Что происходит?
— Я… я не знаю.
Каляда сконцентрировалась на восприятии скрытых токов пространства.
— Кто-то ищет сенсорный контакт. Слабо… как слабо! — проговорила она.
Из грота раздался короткий крик в два голоса. Серафима и Данила бросились в пещерку. Тимохин отстал, врезавшись ногой в большой камень, а Каляда, видевшая в кромешной ночи как кошка, в мгновенье пересекла пляж и оказалась возле близнецов. Юноши сидели, плотно прижавшись друг к другу, и волосы обоих ярко блестели в темноте.
— Мы нашли Оливула! — воскликнули они, увидав Серафиму. — Мы почти добились контакта!
Приковылял Данила.
— Живы? И надо было так орать?
Они отмахнулись.
— Юля с ним? — спросила Каляда.
— Кажется, он пытался нам сообщить, что она цела и невредима, — продолжал Грег в одиночку.
— Они блуждают в подземных лабиринтах! — подхватил Гор.
— Кто вышел на контакт? Вы сами? — Серафима держала близнецов за плечи.
— Мы открылись, а он к тому моменту уже сам нас искал.
— Надеюсь, ваш братец знает, как выбраться из подземелья и вывести девчонку? — встрял Данила.
— Похоже, не очень, — вздохнули Грег и Гор.
— Данила, — перебила Каляда, — разбуди Василия. Скорее.
В напряженном голосе женщины звучала тревога. Грег и Гор притихли, а Тимохин подошел к приятелю.
— Не вижу ничего, — пробормотал он, щупая рукой пустоту. — Свет дайте кто-нибудь!
Гор поднял тепловую шашку, осветив место, где сидел Лог. Данила отпрянул.
— Его нет!
Каляда ощупала комбинезон, оставшийся на песке.
— Никто ведь не выходил. Не мог же он раствориться? — рассеянно пробормотал Тимохин.
— Если он экзообраз, почему бы нет? — отозвался Грег.
— Какой еще «образ»?!
— Данила, — светло-карие пронизывающие глаза Каляды смотрели на пилота грустно и спокойно, — они правы. Василий не был человеком.
— Нет… Чушь какая-то! Мы служили вместе полгода, он был моим стрелком. Да и ваши князья с образами появились у нас всего три дня назад!
— Я полагаю, эта планета была захвачена Игрой давным-давно. До сих пор живы забытые сюжеты, и между ними новый экзистор натянул свои потоки. Василий — образ старой Игры. Возможно, его сны как раз и являются фрагментами первой формы Мира. А нас всех и все то, что мы видим, он воспринимал сном. Его тело существовало в нашем измерении за счет струи экзорной энергии, пробившейся в нашу реальность. Несколько минут назад произошел обрыв: кто-то выдернул передаточное звено из цепи. Возможно, это освободился от оков твой незнакомец.
— Лог боялся Топей, — прошептал Данила. — Он сказал вчера, что исчезнет, когда я найду своего друга. А ведь я не поверил ему!
— Данила, от тебя не зависело ничего, — Каляда взяла его за руку и развернула к себе лицом. — Василий не погиб, он всего лишь ушел в свой родной Мир.
— Его больше не будет.
— Да. Однако не забывай: мы — его сон. Мы для него — нереальное, мнимое. Очень близкое, и все же мнимое.
— Я понял, — пилот глубоко вздохнул и помедлив спросил. — Как такое получилось?
— Я не берусь пока ответить, — покачала головой Серафима.
На шее у Данилы дрожала жила. Он тряхнул головой и поспешно вышел из грота.
— Пусть побудет один, — Каляда удержала близнецов, направившихся было за товарищем, и показала на Рамзеса. — Даже не проснулся.
— Он сделал себе инъекцию вечером, — подсказал Грег, а Гор предположил: — наверное, успокоительное. Серафима, а ты не думаешь, что он тоже образ?
— Нет. Либо не такой, как Лог. С уверенностью я говорить не берусь, я не способна чувствовать Силу Созидания и тем управлять ею.
— Почему? — изумленно воскликнули юноши.
— Я Посредник, — ответила Каляда. — Я могу вычислить Игру, но Экзистедер при этом остается мне недоступен.
Идея Юльки установить мысленный контакт с Калядой показалась Оливулу не такой уж невыполнимой. Он не стал излагать свои намерения заранее, и когда спутница крепко заснула, рискнул попробовать. Очень осторожно Белый князь начал наводить экзорные каналы в поисках опорных точек. Долгое время ничего не получалось: сознание экзистора проваливалось в холодные ямы и выбираться из них с каждым разом становилось сложнее. Основная трудность заключалась в полном отсутствии каких-либо координат. Оливул знал, кого искать, но не имел представления — где. И вот когда он решил уже оставить бесплодные изнурительные попытки, пущенный в пространство экзорный зонд наткнулся на нечто разумное. Оно не являлось вещественным, как сразу понял Белый князь, и к тому же находилось в полусонном состояние. В момент столкновения существо ухватилось за его мысль, и Оливул ощутил резкую потерю энергии. Он отпрянул от поглотителя и в спешке потерял направление. Не позволив страху завладеть собой, он стал медленно отступать назад, но тот, кто только что лишил его сил, сам протянул руку помощи, и Бер-князь принял волну самых искренних извинений.