Семь. Гордыня
Шрифт:
— Пошли. — рыжая схватила меня заруку, ещё раз глянула по сторонам и потащила меня за собой.
Два поворота, ещё одна узкая дверь, перед которой мне пришлось пригнуться, чтобы не расшибить лоб, и мы в просторной светлой комнате, с мозаичными окнами под самым потолком, белым огромным пушистым ковром на каменном полу, большим напольным зеркалом, цветочками и прочими свадебными аксессуарами.
— Хорошо выглядишь… — начал я, но девушка резко оборвала меня, встала напротив и яростно вперила в меня свой гневный, полыхающий взгляд.
—
Так вот оно что! Значит, дело не в Костике… Жаль!
— Да, я Алексей Гордеев. Приятно познакомиться. — съязвил я.
Был готов к этому, но всё равно вышло как-то неожиданно.
— Ты подлец! Да как ты посмел?! — прошипела она, мельком глянув на ей же закрытую в комнату дверь.
Боялась меня? Но это же просто смешно! Хотя, может просто переживала, чтобы никто к нам не вошёл во время разборок.
— Хм… Забавно. А не ты ли сама говорила недавно — дети не в ответе за своих отцов, и что нельзя верить слухам? — припомнил я её короткий и проникновенный спич. — Я что-то сделал тебе плохое лично? Твоему отцу, брату? Это как-то слегка лицемерно, Аня!
— Да пошёл ты! Не тебе учить меня лицемерию! Все вы Гордеевы такие. Играете словами, как вам удобнее, юлите, хитрите, обманываете. Отец всегда говорил мне это. Ты мне врал! Ты такой же, как всё твоё семейство!
— Когда это я тебе врал? — удивился я.
Врать вообще не моя сильная черта. Да и зачем, если просто можно не говорить всю правду. Ложь — это прерогатива слабаков.
— Я сирота, мамы не знаю, отец отдал меня в приют. Я бедный и несчастный, пожалейте сиротку. — перекривляла она меня. — Это всё специально, чтобы влезть в нашу семью?
— Я не врал. Я никогда не вру, — чуть тише добавил я. — Я сказал правду, а про приют, кстати, это были твои домыслы. Я лишь сказал, что отец отдал меня на попечительство государства, когда мне было семь лет. И это правда.
И зачем я оправдываюсь? Дерьмо! Кажется, я становлюсь размазнёй.
— Ну да, конечно! Да пошёл ты! Ты чудовище! А я тебя жалела. Убирайся отсюда! — её тоненький изящный пальчик ткнул в сторону двери, а глаза попытались сжечь меня на месте заживо.
Я раздражённо развернулся и сделал шаг в сторону выхода.
— Это ведь ты подстроил то нападение в парке! Да? Чтобы подружиться со мной. А потом пристрелил тех двоих, чтобы мы не могли допросить их.
— Одного… — на автомате поправил я, снова повернувшись к ней лицом и сунув руки в карманы брюк, сдерживаясь от желания врезать этой дуре по морде.
Самое обидное, кога тебя обвиняют в том, чего ты не делал…
— Да?! Одного? Второй умер в больнице от черепно-мозговой травмы. Как удобно, правда? Отец мне всё рассказал, и о тебе, и о твоём отце, и о ваших методах! Какой же ты подлый, Алекс Гордеев! — выплюнула она моё имя с омерзением и брезгливостью. — Вы все такие! А я относилась к тебе, как к брату. Убирайся отсюда! И больше не суйся ко мне! Ещё раз увижу, прикажу охране отмудохать тебя так, что ты забудешь своё поганое имя!
Сука! Да кем она себя возомнила?! Сраной принцессой? «Убирайся отсюда, или стражники вышвырнут тебя со двора!». Что за хрень?!
Я нащупал колпачок небольшого «маркера», Лизкиного подарка, и откинул крышку в сторону. Подаренную сумочку с собой брать не стал, некуда было положить, но сунул в карман шприц с регеном и тоненький баллончик препарата, отключающего мораль или совесть, как говорила сестрёнка. Не сводя взгляда с бледного от гнева лица невесты, нажал на кнопку, бесшумно выпуская газ наружу, прямо через ткань брюк. Лиза утверждала — достаточно малой дозы.
Ничего личного — самая обычная человеческая месть. Пусть начудит что-то. Как там говорила Лизка — насрёт на стол или сядет в уголок и… В общем, любой вариант мне подойдёт. Нужно только самому успеть свалить подальше и принять допинг или напиться до беспамятства, пока я чудить не начал. Прошлый раз меня вроде как пронесло… Вроде как — ага!
Аня побледнела сильнее, недоумённо наморщила лоб, закашлялась и схватилась руками за горло. Пошатнулась и упала на колени, оперевшись ладонями о белый ковёр. Кажется, она задыхалась. Охренеть! Не хватало ещё убить дочку Бельского на её свадьбе. Такое отец вряд ли замнёт. Бли-и-ин! Ну как так?! Лизка не предупреждала об аллергических реакциях и о смертельных случаях. Или это я плохо слушал…
Я торопливо достал шприц с регеном из кармана, обошёл девушку сзади, и, похлопывая по спине, незаметно вколол препарат в её плечо. Хорошо, хоть его додумался взять — он должен помочь! Он же, вроде, прочищает от ядов, что ему аллергическая реакция?
Анна ещё несколько раз кашлянула, успокоилась, села на задницу, поправила задравшийся подол платья и посмотрела на меня сердитым взглядом.
— Что ты мне вколол? — сквозь зубы произнесла она, поглядывая на меня снизу вверх и тяжело дыша.
— Регенерирующий препарат — тебе было плохо. — пожал я плечами.
— Это была просто паническая атака. Свадьба, нервы, в горле запершило, ещё и ты предал меня. Ненавижу предателей!
— Да как я тебя предал, дура?! Пошла ты! — я развернулся и уверенным шагом пошёл в сторону двери.
— Алекс… Не уходи. Мне… Мне плохо. — донёсся мне в спину жалобный голосок. — Пожалуйста…
Сука! Да что такое? Регенерация не работает, или что?
Снова пришлось развернуться на полпути. Медленно подошёл и изучающе посмотрел на неё. Не похожа она на умирающую. Аня сидела на полу передо мной с огромными, чёрными расширенными до предела радужки зрачками. Не кашляла, но тяжело дышала и смотрела на меня… Как-то не так смотрела.
— Ты как? — задумчиво поинтересовался я.
— Не знаю…