Семен Бабаевский. Собрание сочинений в 5 томах. Том 2

Бабаевский Семен Петрович

— Видал?! — воскликнул Андрейка. — Сукин сын, поддабривается!

…Друзья, идя впереди сакмана, орали до хрипоты. Начали с песни о храбром Дорошенке — ее Андрейка перенял от деда Евсея — и кончили «Катюшей».

— Хватит, мы не радио! — решительно заявил Андрейка. — У меня, Леня, есть давняя идея.

— Какая? — поинтересовался Ленька. — Секретная? Да?

— Угадал… исключительно секретная. Хочу купить радиоприемник.

— Придумал! Что ж тут секретного?

— Погоди. Весь секрет — на что его купить? Где взять грошей? Эх, знаешь, как было бы красиво!

Мы пасем овец, а радио день и ночь горланит на всю степь. Овцы пасутся и к пению прислушиваются — словом, под музыку траву поедают. Люди проезжают мимо, останавливаются. Интересуются: а чья это отара радиофицирована? Так это ж отара Андрея Чухнова! Понимаешь, Леня? Красота!

— Понимаю. Так ты купи.

— Да, купи… А денежки у тебя имеются?

— Откуда они у меня?

— Вот тут, Леня, и начинается настоящая загвоздка. Послушай, — таинственно зашептал Андрейка, — ты секреты хранить умеешь?

— Смотря какие.

— Разные. Какие ни есть — умеешь?

— Ежели нужно, смогу.

— Тогда слушай: тебе, как другу, доверюсь. В Суркульском яру, в том месте, где, помнишь, я тебе днем показывал, круча висит козырьком, в замаскированном кубле лежат еще слепые волчата.

Ленька почему-то вздрогнул. Не испугался, а так просто по телу без причины пролетела дрожь. Что это он? То радио, то волчата! Не разберешь. Волчата без волчиц не бывают. От этой мысли у Леньки по спине забегали противные мурашки. Он оглянулся. Вокруг спала пустая, залитая розовым светом степь. Овцы паслись спокойно. Виднелись головы собак. Где-то там и Черныш. Тишина лезла в уши. Умолкли даже кузнечики.

— Не веришь? — шепотом спросил Андрейка — Честное слово! Самые настоящие волчата, с такими острыми мордочками. Ты только бы взглянул!

— Ну их, еще смотреть! Не люблю волков.

— Их, чертей, никто не любит!

— Не пойму, — сказал Ленька, — причем тут радио — и волчата? Что к чему?

— Слушай дальше — и все поймешь. Тех волчат мы возьмем.

— Как? — вырвалось у Леньки что-то похожее на стон. — А волчица?

— Пустяки. Значит, так, сложим волчат в мешок. Их там пятеро. Отнесем новорожденных хищников в Сухую Буйволу, в охотничью контору, и получим пятьсот рублей наличными… По сто целковых за волчонка! Теперь-то ты кумекаешь? — И тут же добавил: — За каждого изничтоженного волка государство дает премию сто рублей. Понял?

— И за малюську?

— Все едино. А какая разница? Сегодня он малыш слепой, а завтра уже зубастый волк. Так что, Леня, считай, радио уже у нас есть.

— А где же секрет? — спросил Ленька.

— Какой ты, Леня, непонятливый! Это волчье кубло выследил дед Евсей. И я тоже, конечно, выслеживал, но этот вреднющий мой дедушка оберегает волчат, хочет выследить и старую волчицу.

Ленька молчал.

— Ну что, согласен? — спросил Андрейка, закуривая.

— Как же так… сразу? Дай подумать. Я этих волчат еще живых не видел.

— Вот и повидаешь. По правде сказать, смотреть на них противно! Обыкновенные, как щенята.

Андрейка встал, посмотрел на темневший вдали сакман. Ленька сидел,

низко опустив голову.

— Ну, думай, думай! — сказал Андрейка, глядя на овец. — Завтра утречком приступим к делу. Надо опередить деда Евсея. Да и без радио нам никак нельзя. Должен же ты это соображать!

Глава XXVI

Волчье гнездо

И возле куреня, когда овцы были загнаны в базок, Ленька не переставал думать о волчатах. Почему они так засели в голове? Что они ему? Пусть Андрейка берет их и уносит в Сухую Буйволу. Не думать же об этом не мог. Была ли это жалость, мучила ли совесть — не знал. Сам себе он говорил, что нехорошо поступать так: ничего не сказать ни деду Евсею, ни дяде Грише. Он и Андрейке сказал, что нужно попросить разрешение, а тогда уж брать волчат.

— Да ты понимаешь, — запальчиво говорил Андрейка, — что мы должны обогнать деда Евсея! Какое ж тут еще нужно разрешение?

Было поздно. Неполная луна опустилась низко, тоскливо смотрела Леньке в лицо. Свет был мягкий, негреющий. Тень от куреня вытянулась… «Пойду и скажу дяде Грише», — думал Ленька. И пока он был занят своими мыслями, Андрейка полез в курень. Вылез оттуда, держа в руке самодельный пистолет, похожий на винтовочный обрез. Дуло — медная трубка, в нее свободно могли влезть четыре пальца. Курок был похож на орлиный клюв. Пружина со скрипом поднимала его, и тогда он остервенело клевал пистон.

— Сила! — хвалился Андрейка, подбрасывая на руке пистолет. — Скажу тебе, Леня, что эта штуковина не стреляет, а гремит, как гром! Не веришь? Честное слово!

— Мастер же ты преувеличивать! — невесело проговорил Ленька, все еще думая о волчатах. — Обыкновенный пугач. Сам смастерил?

— А то кто же?

— Дай глянуть вблизи.

— Осторожно: заряжен!

Ленька взял оружие. На руке тяжесть, наверно, килограмма полтора. Дубовая рукоятка толстая, шершавая, ее трудно сжимать в ладони.

— Вес имеет, — сказал Ленька, возвращая пистолет. — Спрячь, может, когда пригодится волков пугать.

— Хочешь, сию минуту пальну? Попробуем для интереса!

Слова эти означали, что Андрейка сейчас же спустит курок. Так он и сделал. Не успел Ленька открыть рот, как курок клюнул капсюль, и над куренем раздался звук, похожий на резкое падение широкой доски. Выстрел взбудоражил собак. Они кружились возле куреня. Перепуганный Черныш юркнул в курень и заскулил, забравшись в угол.

— Ну, как? — гордо спросил Андрейка. — Здорово саданула пушечка?

— Ничего…

— Завтра я заряжу картечью, специально на волков. — Андрейка понюхал теплое дуло. — Порох у меня бездымный. Дед Евсей все же дает. Значит, в волчье гнездо мы отправимся с этим оружием. Так что, Леня, не бойся. С ним ничего не страшно. Любого зверя уложит наповал.

Овцы теснились в базку. Многие лежали, особенно ягнята: нагулялись за день, устали. Собаки ушли: поняли, что тревога была напрасная. Осторожно выглянул Черныш и, поджимая хвост, тоже убежал к овцам. В свежем воздухе пахло сгоревшим порохом.