Семен Дежнев — первопроходец
Шрифт:
— Этот мужик, что пустил в меня стрелу, действовал не по злой воле. От испугу токмо. Подумал: кто такие неведомые бородатые люди. С добром ли пришли?
Место для зимовья Дежнёв выбирал долго и тщательно. Остановил свой выбор на возвышенном островке, чуть выше впадения в Анадырь её притока Майна. Это район теперешнего селения Марково. Здесь поблизости нашёлся отличный строевой лес. Срубили из лиственницы жилые избы, амбары для мягкой рухляди и съестных припасов, аманатскую избу, баньку. Все постройки покрыли древесной корой и окружили частоколом. В Анадырском зимовье отряд Дежнёва провёл зиму 1649/50 года.
Отношения с анаулами начинали складываться миролюбиво и шли на улучшение. Анаулы убеждались в мирных намерениях русских и уже не смотрели на них с опаской. Казаки примечали, когда кто-то из туземцев отдалялся от селения и отправлялся за хворостом или проведать оленье стадо, кто-нибудь из русских неожиданно подходил к нему. Сперва анаул терялся и встречал русского пугливым взглядом. Потом испуг проходил. Казак дарил анаулу какую-нибудь мелочь — карманный нож или бусы, и завязывалась беседа на языке жестов с употреблением отдельных юкагирских слов, известных русским. Дежнёвцы добивались того, что анаулы встречали теперь неведомых пришельцев не пугливым взглядом, а дружелюбной улыбкой. Дежнёв тем временем обновлял в своей памяти те немногие юкагирские слова, какие усвоил в общении с юкагирским племенем на Колыме. Расспрашивал товарищей, кто-то из них знал некоторые слова из языка юкагир. И наконец, рискнул в сопровождении Фомки Пермяка без всякого оружия посетить становища анаулов. Встретили русских с любопытством, но без испуга и вражды. Вышел к русским князец, тот самый, что ранил Дежнёва стрелой. Семён Иванович старался сделать свою речь простой и доходчивой, строил короткие фразы, повторяя их по нескольку раз.
— У тебя плохие соседи, чукчи, коряки. Обижают анаулов?
Князец не сразу понял вопроса, а поняв, согласился:
— Обижают анаулов. Недавно угнали оленей.
— Вот видишь. Тебе надо иметь сильных друзей. Тогда никто не посмеет обидеть тебя и твоих людей.
Анаул и это не сразу понял, а когда понял, спросил:
— Где я найду сильных друзей, чтобы меня и моих людей не дали в обиду?
— Давай будем друзьями. И мы защитим твой род, не позволим твоим врагам нападать на твоё становище, угонять твоих оленей.
Таково приблизительно было содержание разговора Дежнёва с анаульским князцем или «лучшим мужиком». Конечно, передать этот разговор дословно было невозможно. Если не хватало слов, они заменялись жестами и выразительными возгласами. Всё же анаул понял, что бородатые люди пришли с мирными целями и могут защитить его род от набегов воинственных соседей. В этом была выгода от дружбы с бородатыми мужиками. Дежнёв попытался объяснить: надо считать себя подданным белого царя и посылать ему подарки пушниной или мягкой рухлядью, которые русские называют ясаком. Последние слова Дежнёва князец никак не мог понять. Семён Иванович сказал сопровождающему его Фомке:
— Не всё сразу, Фомушка. Потолкуем с князцем ещё раз, другой. Поймёт, что мы от него хотим. Объясачим народец.
Постепенно между русскими и анаулами складывались добрые отношения. Страдавшие от разбойных набегов чукчей и коряков малочисленные анаулы согласились платить ясак, дабы воспользоваться помощью и покровительством русских. Даже взятие русскими двух заложников-аманатов из анадырского стойбища не вызвало со стороны последних большого противодействия.
О сближении русских с анаулами говорит и то, что некоторые из дежнёвцев взяли себе анаульских жён. Среди них был, например, известный нам Фома Семёнов Пермяк. Его жена, названная в крещении Устиньей, была впоследствии венчана с ним по православному обряду.
Очередная зима не застала русских врасплох. На зиму они заготовили запасы мороженого мяса и рыбы. Яма, вырытая в слое вечной мерзлоты, служила надёжным естественным погребом. У соседей анаулов всегда можно было добыть свежей оленины. Достаточно было и топлива. За зиму Дежнёв вполне оправился от раны, нанесённой ему анаульской стрелой. Исключительная выносливость и железное здоровье и на этот раз победили хворь. Однако надежда на Анадырский край как землю несметных богатств не оправдалась.
Казаки, отправлявшиеся на промысел, возвращались со скудной добычей или вовсе с пустыми руками. Соболя на Анадыри было мало. Ещё иногда попадались лисицы. Но лисий мех ценился не так высоко, как соболиный. Дежнёв, обычно сопровождаемый одним-двумя казаками, обследовал окрестности зимовья, но не находил здесь ожидаемых «соболиных угодий и мест».
— Скудная земля — не разживёшься, — жаловались Дежнёву его спутники.
Это всё и дало основание Семёну Ивановичу написать во второй своей отписке, составленной в 1655 году: «А ре(ка) Анадырь не лесна и соболей по ней мало, с вершины самой листвягу днишшей на шесть или семь и иново черново лесу нет никако, кроме березняку и осинника, и от Маена, кроме тальника, (нет) лесу никаково... мало, а о берегов лесу не широко, всё тундра да камень».
Зато Дежнёв мог отметить, что река Анадырь богата рыбой во время нереста кеты и горбуши, приходивших косяками в реку с моря, где начинался лов рыбы и заготовка красной икры.
С анаулами отношения стали особенно близкими и сердечными с тех пор, как стойбище однажды в зимний день внезапно подверглось нападению чукчей. Нападавшие обрушили на анаулов град стрел, нескольких человек ранив, и пытались угнать оленье стадо. Дежнёвцы вовремя пришли на помощь анаулам, дали ружейный залп в сторону нападавших, чем привели чукчей в страшное смятение и заставили обратиться в поспешное бегство. Жертв среди нападавших не было. Дежнёв строго-настрого запретил целиться в людей, а стрелять приказал только в воздух для острастки. Больше чукчи никогда не рисковали нападать на анаульское стойбище. Князец рода пришёл благодарить Семёна Ивановича и принёс в подарок свежей оленины.
В вышеупомянутой отписке Дежнёва есть упоминание о чертеже Анадырского края, составленного им в результате обследования бассейна Анадыри. Понятие «чертёж» далеко от понятия «карта» в её современном смысле. Речь могла идти о примитивном рисунке, на котором могли быть очень условно изображены река Анадырь с важнейшими притоками, окрестные горы, крупные стойбища. Составление подобных чертежей, то есть упрощённых схем, было широко распространено в практике землепроходцев. О них имеются упоминания во многих документах XVII века. Самих чертежей сохранилось немного. К сожалению, дежнёвский чертёж, упомянутый в его отписке, до сих пор нигде в архивах не найден. А может быть, он утерян безвозвратно.
Но вот возникает любопытный вопрос. Был ли действительно неграмотным человек с достаточно широким для своего времени кругозором, неплохой организатор, составитель чертежа, пусть представлявшего собой примитивный рисунок? А какой ещё в те времена для неискушённых в науке людей была картография, не знавшая ни масштаба, ни геодезических съёмок? Да и, повторяю, вникнуть в психологию человека XVII века порой трудно. В отписках, документах, составленных землепроходцами, такими как Семён Иванович Дежнёв, обращает на себя внимание неизменно уничижительный тон автора, стремление всячески принизить свою персону, представить себя в глазах вышестоящего этаким сирым, убогим, безграмотным. Для своего времени это считалось признаком хорошего тона. Отписки писались грамотеем под диктовку руководителя. Подписывал документ грамотей, а под его подписью руководитель ставил размашистый крест. Такова была традиция. Свидетельствовало ли в те далёкие времена такое поведение о безусловной неграмотности человека? Сейчас трудно ответить на столь непростой вопрос. Но если принять широко распространённую точку зрения исследователей — Семён Иванович Дежнёв так и не овладел грамотой, — это никак не умаляет его природных способностей, организаторского дара и глубокого ума. В далёком XVII веке и такое могло быть.