Семена Перемен
Шрифт:
Слова матери разносились в полумраке комнаты, и вот Эрик уже видел на темных досках потолка яркие белые точки. Они подмигивали ему и шептали на разные голоса. По груди побежали мурашки, спустились до пяток, пощекотали кончики пальцев. Как всегда в предвкушении чего-то нового, мальчик заулыбался.
Память людская короткой бывает,
но сохранились о Соле преданья.
От разных мужей, славных героев,
шесть сыновей принесла она миру.
Каждый был лидером, славным поэтом,
мудрым мыслителем, вестником света.
Каждый был статью могуч и прекрасен,
быстрый умом и душой справедливый.
Шесть сыновей, порожденные Солой,
власти достойные более прочих,
стали князьями для разных народов,
дабы их всех на путь света наставить.
Правили мирно и милосердно,
как Сола учила, и все были рады.
На этих словах мать замолчала. Эрик забеспокоился, что история прервется так и не начавшись. Мия открыла было рот и хотела что-то сказать, но мать продолжила:
В давнюю пору Вен синеглазый
в облике мужа на землю спустился.
Был он глашатаем, странником-богом,
волю он нес Наблюдателя миру.
Славы не ждал, не искал восхваленья,
был беспристрастным, невозмутимым.
Сердце его, словно звездный осколок,
тайной лучилось и дивной красою,
но незнакома ему была радость,
грусть незнакома и страсти томленье.
Так по земле путешествовал странник
и повстречал благородную деву,
ликом нежнее рассветного неба,
мудростью речи ни с кем не сравнимой.
Солой представилась Вену та дева,
Имя ее он навеки запомнил.
Сердце, что раньше не ведало счастья,
вспыхнуло ярко в то же мгновенье
и засияло невиданным светом,
пламенем страсти забушевало.
Не было силы большей на свете,
чем тяготение душ между ними.
Воображение Эрика разыгралось. А как еще, если речь заходит о богах? О богах, тела которых подобны звездам. Он представил себе, как бьется и переливается всеми оттенками синего и голубого пламенное сердце Вена. Как оно пульсирует в груди, как сжимается от чувств и снова расширяется, испуская потоки тепла, словно костер, в который подкинули дров. А синие глаза? Должно быть, те были похожи на два бездонных колодца, и упав в них вряд ли кто-то смог бы выбраться наружу. Как же на него могла смотреть Сола? Наверно, и она обладала столь же пронзительным взглядом. Эрик представил ее желтые глаза, и они показались ему очень добрыми.
Мать продолжала рассказывать. Вен захотел забрать с собой Солу, но та отказалась. Она не могла бросить детей, и хотя ей больше всего на свете хотелось быть рядом с прекрасным богом, видела, что от испепеляющей красоты Вена ее мир увядал: цветущие долины обращались в степи; полноводные реки – в маленькие ручьи; сухая и бедная почва не приносила ни хлеба, ни сладких плодов.
Видел всё Вен и, печалью объятый,
так говорил он возлюбленной Соле:
«Ты лишь одна не боишься сиянья,
прочим мой свет дарит только погибель.
Ранит мне душу разлука с тобою,
но должен я мир твой немедля покинуть.
Я ухожу, но в подарок оставлю
из ярких топазов мое ожерелье.
Пусть голубыми своими лучами,
греет оно твое доброе сердце».
Так говорил Вен, а после умчался,
тучи пронзая своей колесницей.
Эрик представил повозку, запряженную двумя лошадьми. Та быстро неслась по небу, оставляя ярко-голубой след. Постепенно она удалялась и наконец превратилась в маленькую, едва заметную точку.
Два года прошло, и природа воспряла:
зрела пшеница, и реки шумели,
благость наполнила мир, как и прежде,
Сола одна лишь в тоске пребывала.
Помнила Вена, у сердца держала
из ярких топазов его ожерелье.
Плакала дева и в небо смотрела,
Как синегривая там колесница
мимо неслась, но не было счастья:
вдали от любви кому будет мило?
Мать вновь замолчала, чтобы перевести дух. Дети переглянулись, ожидая продолжения. История так захватила Эрика, что он в нетерпении заерзал под одеялом. На улице раздался лай собаки, но вскоре стих. В наступившей тишине мать продолжила: