Семейное дело
Шрифт:
– Ещё одну такую залипуху увижу – тебя самого надо будет реставрировать, идиот! – Сулейман тигром вырвался на оперативный простор, в смысле – на уставленное лесами крыльцо, но уходить с него не спешил и дверь не закрыл, продолжая переругиваться с оставшимся внутри реставратором. – За такие деньги ты здесь должен был Тадж-Махал построить, а не потолок зашпатлевать! По клубам шаришься? – Пауза, во время которой Израилович выслушивал робкий ответ подчинённого, а затем последовала новая порция яда: – Я тебе покажу: «расскажу дяде»! Я твоему дяде сам всё расскажу,
Реставратор, который скромно попросил называть его художником, чем-то неуловимо напоминал самого архитектора: тоже черноволосый, носатый и шумный. Только моложе, веселее и пощуплей. Звали его Максим Турчинский, и, по мнению Шишкина, свой гонорар парень отрабатывал на сто сорок шесть процентов – во всяком случае, законченные помещения вызывали у невзыскательного прораба восхищение. Но то ли с холлом у реставраторов действительно не заладилось, то ли Небалуев требовал чего-то необыкновенного, но ругались они крепко. Уже неделю.
– Не надо меня пугать!
– Я ещё не приступал!
– Да я завтра же отсюда уеду!
– И будешь ближайшие сто лет нужники реставрировать!
– Которые вы спроектируете?
– Мальчишка!
– Извините…
– Я всё… Я всем… Я тебе… – Модный архитектор захлопнул тяжеленную дверь с такой силой, что, казалось, содрогнулось всё здание. – Я ещё…
Шишкин сообразил, что сейчас с Сулейманом лучше не общаться, однако удрать не успел.
– Что?! – Архитектор в упор посмотрел на прораба. И внезапно – как будто другой человек на крыльце появился – сменил и тон, и выражение лица: – Василий Данилович, вы проверили подземный ход, как я просил? – В голосе Израиловича слышались и сладость, и елей, и даже малиновое варенье, от обилия которых строитель слегка оторопел.
– Проверил, – кивнул Шишкин. – Никаких скрытых помещений или ответвлений не обнаружено. – И, предвосхищая следующий вопрос, уточнил: – Я лично всё проверил и ручаюсь за результат.
– То есть за отсутствие результата, – протянул Небалуев, незаметно убрав варенье. – То есть получается, что рубль обронил случайный прохожий… Очень жаль.
– Что именно жаль?
– О чём вы хотели со мной поговорить? – Умение Кумарского бесстыдно отбрасывать в сторону невыгодные ему темы вызывало у прораба восхищение.
– Насчёт человека вашего, Сулейман Израилович…
– Это кого ещё? – не понял архитектор.
– Сигизмунда Левого.
– А-а… – Кумарский поджал губы. – А что Левый? И почему он мой?
– Вы ведь его в охрану устроили?
– Попросил принять. – Небалуев вздохнул и протянул руку, явно собираясь взять собеседника за пуговицу, однако в дюйме от грязного ватника холёные пальцы архитектора замерли и плавно вернулись к благородному и дорогому костюму. – Видите ли, Василий Данилович, Сигизмунд Феоклистович переживает сейчас непростые времена. Освободившись, он с трудом возвращается к мирной повседневной жизни, и наша
– Бухает он, – тоскливо сообщил прораб. – По ночам.
– Скотина, – с чувством произнёс исполнитель гражданского долга.
– Раньше один напивался, и на это глаза закрывали. А вчера он сотрудникам предложил.
– Отказались?
– Отказались и сообщили.
– Премировать из моего фонда.
– С удовольствием. – Шишкин помялся. – А с Левым что делать?
– Я с ним поговорю, – пообещал архитектор и вытащил из кармана зазвонивший телефон: – Извините, Василий Данилович.
– Да я уже закончил. – Прораб кивнул и быстренько исчез из поля зрения Кумарского. Который, в свою очередь, сделал несколько шагов по деревянному настилу, остановился и громко произнёс:
– Да, Юрий Дмитриевич?
– Вы были правы, Сулейман Израилович, вы были правы! – возбуждённо сообщил директор музея. – Кто-то копался в фондах!
«Проклятие! Какой же я дурак!»
– Что-то пропало?
– Ещё не знаю, Сулейман Израилович! Сегодня всю ночь буду разбираться!
– Завтра утром созвонимся?
– Конечно.
– Прямо детектив какой-то…
– Не то слово, Сулейман Израилович! Не то слово!
Шас медленно убрал телефон в карман, быстро дошёл до «Тигра», припаркованного на асфальтовом пятачке у ворот, и без приязни посмотрел на прислонившегося к переднему крылу дикаря.
– Я тебе говорил не привлекать к пьянкам строи-телей?
– Я чо, прокурор, их привлекать? – окрысился Шапка.
В последнее время, как заметил шас, Газон стал вести себя дерзко и смотреть на благодетеля без почитания, словно прознал о чём-то и затаился. Впрочем, в то, что дикарь мог что-нибудь узнать, шас не верил, а злобу затаил, поскольку считает, будто ему недоплачивают. Все лентяи считают, что им недоплачивают.
– Местных более не спаивать, – предельно жёстко приказал Кумар.
– А то чо?
– А то мне придётся тебя наказать.
– Самому?
– Узнаешь.
Тон, а может – соответствующий взгляд Сулира, сделал своё дело – Шапка прикинулся послушным. Видимо, сообразил, что шас, пусть даже и модный молдаванин, за сокровищами без серьёзной охраны не приедет, вот и взял назад.
– А чо я? – развёл руками дикарь, работая «под дурачка». – Я не поил, я предложил только.
– Впредь не предлагай.
– Ну и ладно, мне больше достанется.
– Вот именно. – Кумар помолчал. – Больше по ночам не отлучайся, будь всё время здесь и следи за происходящим в оба.
– Придёт кто? – насторожился Газон.
– Жду, – коротко ответил шас.
– Я не хочу умирать.
– И не придётся.
– Точно?
– Я не прошу тебя сражаться – только следить.
– А вдруг он заметит?
– А ты не просто следи, а транслируй мне видео. Тогда ему не будет никакого смысла тебя убивать… – Сулир вспомнил, с кем говорит, и уточнил: – Ты сможешь наладить передачу?