Семейное проклятие
Шрифт:
– Бе-бе-бе, алкаш! – передразнили дети.
Расхохотались, поспешили дальше.
– Как вам не стыдно! – крикнула вслед Галина.
Ее Митя никогда бы так не поступил. Но мальчишки из времени нынешнего на упрек даже не обернулись.
Пришлось самой опускаться на корточки, склоняться к лежащему.
Галина потрепала его по плечу, робко позвала:
– Мужчина.
Тот, не открывая глаз, пробурчал:
– Да отстаньте вы все!
Спиртным от него пахло, но не фатально, как от совсем уж алкоголика. А еще Галина
Теперь Галя взялась трепать его по щеке. Повторяла настойчиво:
– Мужчина, вам плохо? Пожалуйста, отзовитесь!
Он с видимым усилием разлепил веки. Уставился на нее. Молчал.
– Мужчина! – упорствовала она. – Пожалуйста, скажите! Что с вами? Плохо с сердцем? «Скорую» вызвать?
Хотя уже сама понимала: дядька, конечно, просто пьян. Но все равно нельзя же оставлять человека холодным утром спать в луже!
Мужик застонал. С усилием подтянул ноги, сел – прямо в грязь. Галю передернуло от отвращения. Однако она отважно протянула руку:
– Вставайте. Я помогу вам хотя бы на лавочку сесть.
Пьянчуга взглянул с удивлением. Прищурился и вдруг спросил:
– Совсем плохо?
– Что? – растерялась Галина.
– Тебе самой помогать надо, – вздохнул он.
Тяжело встал, покачнулся. Но устоял. Пожаловался:
– Башка трещит, кружится все. Помоги уж, раз взялась.
И тяжело оперся на ее руку.
– Где вы живете? Давайте, я вас домой отведу! – потребовала она.
– Умаешься, – усмехнулся пьяница. Объяснил: – Я сам из Сибири. В Москву к дочке приехал. А она… – скривился, горько махнул рукой. Мрачно закончил: – В общем, запил.
– А дочка ваша в каком районе живет? – не отставала Галина.
– Не-е, к ней не поеду. Ломоть отрезанный. Считай, нет у меня ее больше, – пасмурнел мужик.
Попытался очистить от грязи брюки, крякнул:
– На вокзал только не пустят в таком виде…
Галя с сомнением оглядела его жалкий наряд, поинтересовалась:
– На билет деньги есть?
– Были. – Твердо отозвался дядька. – Вчера – точно были. И на расходы, и заначка.
Остановился, отпустил ее руку. Полез по карманам, вытащил несколько мелких купюр, монеток. Растерянно пробормотал:
– Вот дьявол!
– До Сибири доехать не хватит, – усмехнулась Галина.
– Как же это я так? Пропил? Или ограбили?
– Сколько же надо было выпить, чтоб в грязи спать! Скажите спасибо, что вас вообще не убили, – упрекнула она.
– Ничего, – с достоинством отозвался мужик. – Не пропаду. Друзья, слава богу, имеются. Позвоню, попрошу. Подкинут деньжат. Главное, паспорт, паспорт…
Снова зашарил по карманам, просиял, извлек из-под куртки документ:
– Вот! Цел!
Протянул Галине, велел:
– Посмотри сама, убедись! Не судим, не бомж!
– Да
Но будто под гипнозом, документ открыла. Лотошников Геннадий Серафимович. И прописка есть, и штамп о заключении брака, и ребенок вписан – действительно, дочка. Восемнадцати, успела подсчитать Галина, лет от роду.
Новый знакомец хмуро прокомментировал:
– Жена умерла, пять лет тому как. А дочка… сказала, что в Москву поехала поступать… а сама… – Тяжело махнул рукой. Помрачнел.
Протрезвел он, кажется, окончательно. Протянул руку, попросил:
– Давай, что ли, документец. Пойду я.
«Слава богу, избавилась!» – возликовала Галина.
Но вдруг – сама не поняла как – у нее вырвалось:
– Куда ж ты пойдешь?
– Я мужчина, – с достоинством отозвался Геннадий. – Всегда найду выход.
Улыбнулся (по лицу побежали очаровательные морщинки), молвил:
– А тебе спасибо большое, что помогла.
И тянется паспорт забрать.
Галя же – вот наваждение! – руку вместе с документом отдернула. Велела строго, как Митьке, когда тот с улицы весь грязный приходил:
– Нельзя тебе никуда. Сначала отчиститься надо. Пошли со мной. Душ примешь, одежду в порядок приведем.
Геннадий иронически поднял бровь:
– Не боишься? Алкаша с улицы в дом звать?
– Я не пугливая, – усмехнулась она.
– А если приставать стану? – усмехнулся он.
Галя давно уже забыла (да никогда толком и не умела) кокетничать. Но сейчас бойко отозвалась:
– В окно вышвырну.
Он взглянул с восхищением:
– Вот бывают же – даже в вашей Москве – нормальные тетки!
И заверил:
– Правильно, что не боишься. Я не кобель, не захочешь сама – пальцем не трону. И за постой, душ там, стирку – рассчитаюсь. Не деньгами – как говорится, натурой. Чего прибить, починить – все сделаю. Руки, слава богу, откуда надо растут.
…И только когда подходили к подъезду, Галя вспомнила: она так и не купила продукты для пирога с корицей.
Зря считается, что в Москве никому и ни до чего дела нет. Когда Галя (а рядом весь перемазанный в мокрой одежде мужик) в подъезд вошли, консьержка нет бы просто посмотреть неодобрительно. Не поленилась выскочить из своей будки. Уперла руки в боки, преградила Геннадию путь:
– А ну, прочь отсюда! Не пущу, хоть ты что делай!
Галина смутилась отчаянно. Но ответила, как могла, твердо:
– Это со мной.
– Чего?! – ахнула консьержка. – Ты, Галка, совсем, что ли, спятила?
– Язык придержи, – хмуро зыркнул на нее Геннадий.
– Ах ты поганый бомж! – взвилась та.
Галина (в своем затворничестве совсем отвыкла скандалить, да и не умела никогда) просто не знала куда деваться. Произнесла, чуть не плача:
– Вы, оба! Немедленно прекратите! Гена, пошли!