Семейные драмы российских монархов
Шрифт:
Встретив заинтересованность со стороны царевны, фон Нолькен не стеснялся в предложениях финансовых и иных услуг, а взамен требовал лишь подписание документа, в котором обозначалось бы согласие Елизаветы на эти условия.
Вот ведь как повернулось дело: царь Пётр в своё время убил собственного сына, ложно обвиняя его в контактах со шведами, клеймя словами позорными, которые и нынешние историки и публицисты порой повторять не брезгуют, а всего через 25 лет его же Петра родная дочь обсуждает с теми же шведами условия своего восхождения на русский престол! И хотя требуемый документ Елизавета так и не подписала, но деньги у шведов брала. А когда шведский посол с началом войны покинул Петербург, его сменил французский коллега — маркиз де ла Шетарди. Помимо желания оказать помощь союзной для Франции Швеции, французские дипломаты имели и свой интерес в этом вопросе. Укрепление на престоле России Брауншвейгской династии означало и дальнейшее укрепление дружественных отношений между Петербургом и Веной, что совсем не устраивало Париж. Всего на поддержку заговора французский МИД израсходовал 22453 ливра.
Надо отдать должное структурам, обеспечивавшим безопасность Российской империи: русские агенты смогли собрать и предоставить властям полную информацию о заговоре и его участниках и предложили нанести целевой удар — арестовать медика царевны француза Лестока, державшего в руках все нити. Однако регент Анна Леопольдовна попыталась разрешить ситуацию другим образом — она пригласила к себе Елизавету и попросила объяснений. Та прибегла к испытанному женскому средству — расплакалась и дала клятвенное обещание хранить верность малолетнему императору и его матери. Психологом Анна Леопольдовна оказалась плохим и этим клятвам и обещаниям поверила. Впрочем, чтобы лишить опоры возможных заговорщиков, 24 ноября было принято решение отправить гвардейские полки из Петербурга в армию фельдмаршала Ласси. Покидать свои уютные тёплые слободы и идти маршем по заснеженным дорогам Карельского перешейка гвардейцам очень не хотелось, и они с радостью откликнулись на призыв «дщери Петровой», которая призвала возвести её на отцовский престол.
Итак, вместо привычной картины переворота, где удалая царевна на санях, в окружении бравых лейб-кампанцев штурмует Зимний дворец, перед нами предстаёт картина долгой и тщательно подготовленной интриги, в которой были замешаны иностранные дипломаты и шпионы. А и сама Елизавета предстаёт не законной наследницей отца, восстанавливающей справедливость, а хитроумной авантюристкой, интриганкой и клятвопреступницей, не брезговавшей контактами с врагами страны. И чего стоят после этого рассказы о «невыносимом засилии иноземцев»?
Опять же оговоримся, большая политика всегда или почти всегда трудно совместима с моралью. С точки зрения современного и тогдашнего российского права действия Елизаветы Петровны подпадают под статьи об измене, государственном перевороте, военном мятеже в военное время. Но на дворе был XVIII век, когда ещё не до конца ушли в прошлое представления о правах членов династии на управление страной. И дочь первого русского императора могла чувствовать себя обделённой и находить в обществе определённое понимание этого чувства. По династическому счёту она имела больше прав на трон, чем Анна Леопольдовна и её сын. Если бы у неё была семья, дети, если бы она нашла личное счастье, решилась бы тогда на государственный переворот? Но ответственность за то, что Елизавету так и не выдали замуж, лежит не на ней, а на тех, кто правил страной с 1725 по 1741 год. Да и к тому же Елизавета принадлежала к числу тех политиков, которых можно подкупать, но нельзя купить. Переворот в Петербурге не спас Швецию от сокрушительного разгрома в 1742 году и подписания в 1743 году Абоского мира, по которому скандинавское королевство отказывалось от всех претензий к России. Франция также мало что приобрела от переворота (хотя за это надо благодарить не столько Елизавету, сколько ошибки руководителей внешней политики Франции), а в 1745 году русским дипломатам удалось перехватить секретную переписку де ла Шетарди и Лестока с Парижем, после чего первый был выдворен из России, а второй отправился в ссылку, где пребывал вплоть до 1762 года. Так что судить «дщерь Петрову» по меркам дня нынешнего не будем, просто отметим ещё одну точку развилки, когда история России могла бы пойти по другому пути…
Став императрицей, Елизавета сразу столкнулась с проблемой — что делать с остальными претендентами на императорский престол? Таковых было два, и оба обладали большими правами на корону, чем дочь Петра Великого. Первым из них был свергнутый царь-ребёнок Иоанн VI Антонович, вторым — племянник Карл-Петер, герцог Гольштейн-Готторпский. И пусть первый был ещё младенцем, а второй — подростком, оба представляли немалую опасность для правительницы. Ибо каждый из них мог послужить основанием для нового переворота, а способных на такое деяние хватало и в России, и за границей. Выходило так, что наибольшую опасность для Елизаветы представляли её ближайшие кровные родственники — тяжко быть узурпатором…
Иоанн Антонович был заключён под стражу вместе со всем своим семейством. Добрая по натуре Елизавета дала клятву не проливать крови своих политических врагов, и надо отдать ей должное — своё слово императрица сдержала. Но каково было ребёнку жить в изоляции от родителей, от всех людей, пребывать под самым крепким караулом, не будучи ни в чём виновным? Жизнь Иоанна VI — одна из самых трагических страниц русской истории {12} .
Ситуация с голштинским племянником была значительно сложнее. Во-первых, пребывая в Киле, он был недоступен для людей императрицы, во-вторых, как герцог Гольштейна, он находился под защитой и покровительством императора Священной Римской империи, а также Швеции, где мог претендовать на королевский престол, в-третьих, государыне был нужен наследник, и Карл-Петер, родной племянник, как нельзя лучше подходил на эту роль.
12
Интересующимся трагической судьбой этого монарха читателям можно порекомендовать книгу петербургского исследователя Е.В. Анисимова «Иоанн VI Антонович», выпущенную издательством «Молодая гвардия» в серии «ЖЗЛ» в 2008 году.
Миссия по доставке Карла-Петера в Россию была поручена барону Николаю Андреевичу Корфу, представителю немецкого дворянства Лифлянской губернии. {13} К моменту воцарения Елизаветы он дослужился до достаточно скромного чина премьер-майора Копорского кавалерийского полка. Столь ответственное поручение объясняется, по-видимому, его родственными связями — он был женат на Марте Скавронской — двоюродной племяннице императрицы Екатерины I. Впоследствии Николаю Андреевичу доверят и ещё важную миссию — перевоз арестованного Брауншвейгского семейства из Раненбурга к месту постоянного заточения в Холмогоры, потом он долгие годы будет градоначальником Санкт-Петербурга, а под конец жизни — станет во главе всей русской полиции.
13
Баронский род Корфов оставил заметный след в истории России. По данным д.и.н. С.В. Волкова в русской армии служил в генеральских чинах 21 (!!!) представитель этой фамилии (Волков С.В. Генералитет Российской империи. М.: Центрполиграф, 2009. Т. 1. С. 698–700).
5 февраля 1742 года Карл-Петер благополучно прибыл на берега Невы, а уже в начале ноября он был крещён по православному обряду с наречением имени Петра Фёдоровича и был официально провозглашён «государем великим князем наследником, внуком Петра Великого». Началась новая глава в его жизни.
Отношения между тётушкой и племянником сложились довольно противоречивые. Не имевшая опыта семейной жизни и своих детей, Елизавета попросту не смогла наладить контакт с наследником. Для него она оставалась в первую очередь императрицей, а уже потом — тётей. Почитать её как подданный он научился. Со временем научился и вести себя как наследник престола, но вот тёплых родственных отношений между ними так и не возникло. Слишком велики были различия в воспитании, вкусах, взглядах. Слишком слабым было и само родственное чувство. Наследник был одинок. Как романтичен этот образ в сказках — одинокий юный принц — и как печален он в реальности! Представьте себе осиротевшего подростка, которого привезли в чужую и совершенно незнакомую ему страну, где он сам по себе никому не интересен и не нужен. Будучи сиротой в Киле, он хотя бы жил в родных местах, видел знакомые с детства лица, а здесь — здесь чужим было всё и все. Это не могло не сказаться на отношениях великого князя с окружающими; так появились первые конфликты в придворной среде.
Почти сразу после того, как новонаречённый Пётр Фёдорович был объявлен наследником русского престола, возник вопрос о его женитьбе. Это решение имело под собой политические мотивы. Во-первых, женатый человек воспринимался тогдашним русским обществом как совершеннолетний, а Елизавете было очень важно, чтобы её племянника воспринимали всерьёз. Во-вторых, брак наследника должен был дать продолжение романовского рода и тем самым снять вопрос о наследстве на весьма значительный срок и упрочнить положение самой «дщери Петровой» на троне. Русские дипломаты начали составлять список предполагаемых кандидатов на роль невесты наследника.
Личные чувства и симпатии самого наследника при этом в расчёт не принимались вовсе, его мнение не учитывалось, вопрос рассматривался исключительно в политическом ключе. Внук повторял судьбу деда. Но с одним важным отличием — Петру Великому невесту выбирала родная мать, которая очень хорошо знала своего сына, и выбирала лично. За Петра Фёдоровича выбор делала его тётка, которая совсем не знала своего племянника, да и выбирала не столько сама, сколько руководствуясь донесениями своих дипломатов.