Семейные драмы российских монархов
Шрифт:
И наконец, рассмотрим, как Пётр и Екатерина относились к власти и к пониманию роли монарха. Как мы помним, Пётр стал наследником российского престола вопреки своей воле и вовсе того не желая. Сохранились многочисленные свидетельства о его нежелании принимать этот престол. Обычно они объясняются как примеры негативного отношения Петра III к России, но эти выводы представляются поспешными. На самом деле подобные высказывания можно рассмотреть в контексте отношения к власти, свойственного российским монархам.
Народная пословица гласит: «Тяжела ты, шапка Мономаха». Обязанности государя, пожизненного главы государства, весьма тяжелы, и сомнения «а справлюсь ли?» часто посещали будущих царей и императоров. Даже один из наиболее сильных и волевых русских государей, царь-миротворец Александр III, в бытность свою наследником престола просил отца, императора Александра II, лишить его наследства, ибо не чувствует в себе сил управлять огромной империей. Ответ императора был таков: «Что же ты думаешь, что я по доброй воле на своём месте? Разве так ты должен смотреть на своё призвание?» — и, напомнив сыну о долге перед Богом, страной и народом, категорически отказал ему.
Зная, как великий князь относился к своим обязанностям герцога Гольштейна, мы можем предположить, что на необходимость вступить на русский престол он смотрел с точки зрения долга перед Богом и предками. Интересное наблюдение относительно самоощущения великого князя сделал А.С. Мыльников. По его мнению, Пётр Фёдорович ощущал себя «немцем на русской службе», примиряя тем самым своё голштинское происхождение и новообретённый статус наследника престола.
Отношение Екатерины к власти было другим. Идеалы философии Просвещения подсказывали ей другой взгляд на предназначение власти. Смысл правления — в реализации идей Просвещения. Не защита национальных интересов, наследия предков, а реализация планов нового, идеального мироустройства. Пусть эти планы не были столь радикальными, как у «строителей нового мира» в XX веке, но принцип оставался тот же — политика должна была быть подчинена идеологии. Именно так характеризует политический курс первых лет правления Екатерины II российский историк К.А. Писаренко:
«Задуманное Екатериной означало резкую смену внутри- и внешнеполитического курса России, в основе которого отныне будет лежать не отстаивание интересов возглавляемого монархом народа, а идеологическое миссионерство. Государыня, воодушевлённая трудами Вольтера и прочих философов, управлять государством собиралась исключительно в духе века Просвещения. Поэтому пропаганда и защита общечеловеческих ценностей в трактовке энциклопедистов становились для неё приоритетными, а заботы о поддержании в империи „тишины и покоя“, решение наболевших и насущных проблем подданных отодвигались на второй план».
Теперь вернёмся к вопросу об отношениях между Петром и Екатериной. Любви, как мы знаем, у них не сложилось. Что же, сердцу не прикажешь, но супруги были, казалось, обречены на политический союз. Разница в интеллекте и личные отношения не могли стать к нему серьёзными препятствиями, история Европы знает много примеров, когда жена де-факто правила за мужа или королевская семья представляла собой в первую очередь политический союз: Анна Ярославна и Генрих I Французский, Фердинанд Арагонский и Изабелла Кастильская, Мария II Английская и Вильгельм Оранский — вот только некоторые примеры подобных союзов. Но чтобы такой союз мог реализоваться, необходимо наличие если не общности взглядов, то хотя бы точек соприкосновения. А вот их в данном случае и не было. Пётр и Екатерина обладали слишком разными мировоззрениями и в принципе не могли работать вместе. Политический союз по этой причине был невозможен, а союза личного, семейного, не сложилось. Во многом потому, что Екатерина ставила политические цели выше личных и уверенно пожертвовала планом «нравиться мужу» в пользу планов по его свержению.
До рождения в 1754 году сына и наследника Екатерина избегала окончательно обострять отношения с великим князем. Ведь пока он оставался единственным наследником престола, она могла получить власть только вместе с ним. Но после рождения Павла Петровича ситуация изменилась. Теперь формальным источником власти мог стать не только нелюбимый муж, но и сын, с появлением на свет которого связано множество домыслов и мифов.
Чей сын Павел I? Этот вопрос обсуждается не только любителями истории или любящими загадки и тайну публицистами. По этому поводу по сию пору идут дебаты и среди профессиональных историков. Впрочем, сразу проясним одно важное обстоятельство — юридически Павел Петрович является законным сыном Петра Фёдоровича и Екатерины Алексеевны. Его происхождение никогда никем не оспаривалось в правовом поле, поэтому выяснение истины в этом вопросе носит лишь исторический интерес.
Первые 8 лет после свадьбы в семье наследника российского престола не было детей. И это при том, что чуть ли не главной задачей этого брака считалось продолжение линии Романовых. Первоначально ответственность за такое положение вещей возложили на Екатерину. Всем было известно её прохладное отношение к великому князю, а также заинтересованность в том, чтобы стать наследницей в случае его бездетной смерти. Но довольно скоро выяснилось, что причина заключалась в некоем заболевании Петра Фёдоровича. Иностранные дипломаты в письмах сообщали своим правительствам, что наследник русского престола бесплоден или не может иметь детей.
Согласно классической версии событий, императрица Елизавета, по совету Бестужева, решила приставить к великой княгине красивого любовника, чтобы таким образом решить проблему. Этим человеком оказался 26-летний красавец Сергей Салтыков, который и приходится биологическим отцом императору Павлу Петровичу.
Версия красивая, логичная, но не лишённая изъянов. Во-первых, у её сторонников нет никаких документальных доказательств. Даже Екатерина в своих «Записках» говорит об этом намёками, не называя прямо отца своего ребёнка.
Во-вторых, если связь вице-канцлера Бестужева-Рюмина с Салтыковым не подлежит сомнению и подтверждается разными источниками, то о причастности императрицы все источники говорят только предположительно и намёками.
В-третьих, ни один из источников, придерживающихся этой точки зрения, не сообщает нам, в чём же именно заключалась проблема с продолжением рода у великого князя. Если современники могли об этом и не знать, то как объяснить молчание историков, в распоряжении которых имеются архивы лейб-медиков двора?
Сторонники законного происхождения Павла Петровича ссылаются на донесение французского резидента в Гамбурге Луи де Шампо, в котором тот подробно описывает интересующий нас сюжет. Источником информации для этого донесения послужил не кто иной, как непосредственный участник событий Сергей Салтыков, который побывал в Северной Германии с дипломатической миссией. Согласно этому донесению, причиной проблем Петра Фёдоровича в половой сфере был фимоз — сужение крайней плоти, делавшее половую жизнь или сильно затруднённой, или невозможной вовсе. Фимоз, однако, легко лечится хирургическим путём, однако наследник престола долгое время уклонялся от этой очень простой операции. Обычно причину такого уклонения приписывают трусости великого князя, однако это взгляд с позиции современного человека. В XXI веке хирургическое вмешательство не является чем-то экстраординарным, к нему прибегают не только для лечения болезней, но и для улучшения внешнего вида, в чём специализируется целая отрасль медицины — пластическая хирургия. Современные средства анестезии, диагностики, технологий сделали операции безопасными. Совсем по-другому обстояло дело в XVIII веке, когда хирургическое вмешательство было средством последней надежды. Отсутствие антисептиков и анестезии делало операции смертельно опасными, и врачи прибегали к ним только в самых крайних случаях, как правило, для лечения тяжёлых ран. Что там юный Пётр Фёдорович, сам князь Багратион, знаменитый полководец и отчаянный храбрец, так и не дал разрешения врачам провести операцию на своей ноге, что и привело его к смерти.