Семейные драмы российских монархов
Шрифт:
Сменивший его Фермор (также произведённый в фельдмаршалы) организовал одну из наиболее дерзких и удачных операций войны — рейд двадцатитысячного корпуса генерала Чернышёва на Берлин, который и был им взят 2 октября 1760 года {18} . Вернувшийся ненадолго в армию Салтыков отдал приказ о новом отступлении на исходные позиции, после чего ушёл в отставку, и на этот раз окончательно.
В октябре 1760 года на его место был назначен спешно произведённый в фельдмаршалы Александр Борисович Бутурлин, начавший свою карьеру с чистки сапогов Петра Великого. Он не обладал военными талантами своих предшественников, а потому провёл кампанию 1761 года по их сценарию с одним исключением — на сей раз сразиться с армией Фридриха русским полкам не довелось, и они отступили после серии маршей по германским землям. Впрочем, в конце года молодому и талантливому генералу Румянцеву удалось взять сильную прусскую крепость Кольберг, что было несомненным успехом.
18
Взятие Берлина в 1760 году, не оказавшее особого влияния на ход Семилетней войны, в XX веке не раз с успехом использовалось в военной пропаганде. Известно, что копия символических ключей от города, хранившихся в Санкт-Петербургском арсенале, была сброшена с аэроплана солдатам 1-го Белорусского фронта в апреле 1945 года. Что же, доблесть предков всегда вдохновляла потомков. Но как же печально и позорно для нашей страны то, что могила покорителя германской столицы генерала Захария Чернышёва в подмосковной усадьбе Ярополец пребывает в полном забросе и год от года подвергается всё большему разорению со стороны вандалов. Наша страна тратит миллионы на празднование юбилея победы в Великой Отечественной войне и не находит ни копейки, чтобы почтить память того, чьим мужеством вдохновлялись победители 1945 года.
В стратегии русских генералов прослеживается острое нежелание таскать каштаны из огня для Австрии и Франции. Раз за разом они не давали своим союзникам проиграть войну, но и только.
С событиями Семилетней войны связана одна из наиболее лживых и оскорбительных легенд об императоре Петре III. Речь идёт не более и не менее как о шпионаже в пользу короля прусского! Критикам этого государя мало обвинить его в симпатиях к Фридриху Великому (это обвинение абсурдно смотрелось в XVIII веке, когда прусский король был одним из идеалов для подражания в Европе), его стремились уличить в более тяжком преступлении — шпионаже. При всей абсурдности этого обвинения оно не снято с повестки дня по сию пору — в вышедшей в 2007 году книге О.А. Иванова оно приводится в развёрнутом виде сразу на нескольких страницах.
При этом все основания для такого серьёзного обвинения базируются на мнениях разных лиц, более или менее осведомлённых. Ангажированность или степень осведомлённости в расчёт не принимается, главное — заклеймить императора и отвести подозрения от другого лица.
Однако обвинения подобного рода доказываются не слухами, не мнениями, а беспощадными и неопровержимыми фактами. Мы напомним читателю базовый принцип юстиции — никто не может быть признан виновным, пока его вина неопровержимо не доказана законным образом. Безусловно, современники могли не иметь возможности фактами подтвердить свои обвинения — государственные тайны во все времена хранились строго, но почему это не могут сделать современные историки, для которых открыты документы, хранящиеся в российских и германских архивах?
В конце XVIII века французский революционный трибунал выдвинул в адрес свергнутой королевы Марии-Антуанетты обвинение в национальной измене и передаче врагам республики секретных сведений о её военных планах. Следователи трибунала не располагали фактами и выдвигали обвинение голословно (что вполне устраивало революционных судей). Однако современные историки подтвердили их правоту, обнаружив в австрийских архивах переписку королевы Франции с её братом императором Священной Римской империи Иосифом, в которой излагались секретные планы французского военного командования.
Что же мешает сейчас историкам, выдвигающим обвинения против Петра Фёдоровича, обратиться к прусским архивам и представить столь же неопровержимые доказательства его вины? Более того, даже к архивам обращаться нет надобности. Для немцев король Фридрих Великий — фигура культовая, современные граждане Германии справедливо считают его одним из созидателей великого германского государства. На его могиле в Сан-Суси постоянно лежат живые цветы, которые приносят потомки верноподданных государя.
Естественно, что немецкие историки приложили немало усилий, изучая жизнь и деятельность великого короля. Издано множество документов, относящихся к различным сферам его деятельности, ему посвящены тысячи научных трудов.
Германские учёные справедливо считают Фридриха Великого не только военным гением, но и отцом-основателем немецкой разведывательной службы. Эта сфера деятельности короля хорошо изучена и подробно описана Без всякого сомнения, если бы прусскому королю удалось привлечь к работе в своих интересах ни много ни мало наследника русского престола об этом грандиозном успехе говорилось бы часто и подробно. Но германские историки в этом вопросе хранят молчание.
Помимо отсутствия доказательств существует и логический довод против подобного обвинения — в чём состояла бы польза от «вербовки» для прусского короля? Иными словами, какую ценную информацию мог бы предоставить ему русский великий князь?
Войны XVIII века значительно отличались от современных как уровнем организации войск, так и степенью развития коммуникаций. В те времена центр принятия оперативных военных решений располагался непосредственно в штабе командующего армией (если у него вообще был этот самый штаб), центральное руководство страны могло давать лишь общие, стратегического характера директивы, которые далеко не всегда выполнялись. Поэтому находившийся в Петербурге великий князь мог сообщить прусскому королю весьма мало сведений о составе и планах русской армии в германских землях. Конференция в Петербурге, конечно, разрабатывала общие направления плана кампании и получала из армии достоверную информацию, но не более того. Другое дело политическая информация. Но опять-таки, изолированный от ближнего окружения императрицы Елизаветы, Пётр Фёдорович мало что мог сообщить такого, что не было бы известно из других источников.
И наконец, последнее — наследник престола был известен как сторонник прекращения войны и замирения с Пруссией. Эта точка зрения была связана не с преклонением перед образом прусского короля, а основывалась на трезвом понимании интересов России. Между тем любая шпионская связь может быть рано или поздно раскрыта и сильно повредить её участнику. Спрашивается: зачем же прусскому королю подвергать такому риску своего наиболее высокопоставленного сторонника при русском дворе?
Кто стоит за этими абсурдными обвинениями? Из современников императора, как правило, это сторонники и деятельные сподвижники его супруги по событиям 1762 года. Им, нарушившим присягу и поднявшим мятеж против своего законного государя, необходимы были оправдание и обвинение царя в шпионаже — не более чем одно из таковых. Точно так же будут называть «германской шпионкой» императрицу Александру Фёдоровну революционеры 1917 года.
Но вот что интересно, если в отношении Петра Фёдоровича историкам не удалось найти никаких доказательств его «шпионской деятельности», то этого нельзя сказать в отношении его жены! Как уже упоминалось выше, вскоре после рождения сына великая княгиня тесно сблизилась с канцлером Бестужевым-Рюминым, а он привлёк её к переговорам с прибывшим в Петербург английским послом сэром Чарлзом Уильямсом. В это время Англия стремилась помешать русско-французскому сближению, а заодно приобрести и лишнее средство обеспечения безопасности Ганновера. Таким средством должен был стать договор о субсидиях, по которому Россия была обязана выставить 50-тысячный воинский контингент для защиты Ганновера а взамен получать на регулярной основе британские деньги. Большим сторонником этого договора был канцлер А.П. Бестужев-Рюмин.
В ходе переговоров Екатерина добросовестно снабжала британского посла конфиденциальной политической информацией, наиболее ценными из которой были сведения о состоянии здоровья императрицы Елизаветы. Снабжала отнюдь не на бескорыстной основе — в 1756 году она получила из британской казны в общей сложности 54 тысячи рублей.
В российских и британских архивах сохранилось достаточное количество писем Екатерины к Уильямсу — всего за два года великая княгиня написала их более 70. В них не только информация, но и планы, в том числе и планы государственного переворота в случае попытки Шуваловых отстранить великокняжескую чету от наследства. О самой же больной императрице Екатерина отзывалась предельно цинично, зло и некорректно: