Шрифт:
– Понимаешь, есть одна вещь, о которой все знают, но никто не говорит. Если идешь по следу наркотиков, получаешь дело о наркотиках. Если идешь по следу краденого, получаешь дело о кражах. Если идешь по следу денег - неизвестно, куда они могут привести.
Сериал "The Wire" (Прослушка) HBO, 2002 г.
Пролог
Привидения замка Вейнберг любили солнце.
Ноябрь не часто баловал жителей юго-востока Империи безоблачными днями. Но сегодня солнечные лучи наполняли призраков золотистым мерцанием. Обычно бледные, полупрозрачные, сейчас бывшие владельцы древнего замка как будто светились изнутри.
Или дело было не в солнце?
Призрак - уже не совсем человек. Это тень, воспоминание, остатки личности. Они не слишком отличаются от парадных портретов, разве что двигаются и говорят.
В любой другой день Елена Лунина, урожденная фон Риттенхофф, не преминула бы напомнить покойной родне мужа о приличиях. Смерть не отменяет правил хорошего тона. Призракам положено сидеть в склепе и являться по зову живых, а не греться на солнышке. Кто-нибудь из них непременно ответил бы колкостью - скверный характер старые господа Лунины пронесли и через гроб, получилась бы неуместная перепалка...
Елена глубоко вздохнула, сдерживая рыдания.
Сейчас не до призраков. Молчат - и спасибо на этом. На разговоры с мертвой родней не было сил.
Елена подошла к окну. Глаза мгновенно начали слезиться от яркого солнечного света, но оборачиваться не хотелось.
Она замерла, глядя на пологий склон, поросший жестким кустарником. До боли в пальцах сжала жесткую ткань портьеры и снова беззвучно вздохнула. Елена смотрела в окно так, будто хотела запомнить этот не по-осеннему теплый день до мелочей. Рассмотреть каждую пожухлую травинку, блеск лужи на подъезде к мосту через осыпавшийся ров, чудом не облетевшие зеленые листья небольшого клена, выросшего на просевшей от времени стене...
Над деревней у подножия холма поднимался дым из печных труб. Груженая дровами подвода медленно ехала к замковым воротам, мужик на облучке ослабил поводья, стянул шапку, тряхнул слипшимися в сосульки волосами и довольно сощурился на полупрозрачные облака.
Елена зажмурилась, сморгнула слезинку и обернулась.
Солнечный свет безжалостно выставлял напоказ потрескавшийся паркет, ветхую ткань обивки кресел, паутину в углу за изразцовой печью и облупившуюся позолоту на столбах балдахина огромной кровати.
На высоких подушках лежала женщина. Ее мертвенно-бледное лицо казалось заготовкой для мраморного надгробия, зачем-то уложенного в постель и укрытого мягким одеялом.
Надгробиям место в склепе. С призраками... Вот они, стоят у изголовья, скорбно опустили глаза.
Елена подошла, сдвинула одеяло и присела на край. Осторожно погладила умирающую по блестящим, пшеничного цвета волосам.
Женщина на кровати с видимым усилием открыла глаза.
– Смотри, Лизанька, какое сегодня солнце, - улыбнулась Елена, - будто в мае.
Елизавета в ответ поморщилась.
– Слепит... Но Бог с ним, пусть. Чувствую, времени у меня почти не осталось... Холодно. Знаю, здесь натоплено, но все равно... Мерзну. Это конец, подружка...
– Елизавета как будто опомнилась и спросила уже тверже: - Брат скоро приедет?
– Сегодня ждем, но кто знает?
– Елена сознательно проигнорировала слова о конце. Хотела бы возразить, но что тут скажешь?
– Дороги развезло. Павел торопится, но...
– Скорее всего, не успеет, - тихо, но твердо закончила за нее Елизавета.
– Елена, спасибо, я ценю твою деликатность, но многоточия оставь мне. Я тут, - она горько усмехнулась, - одной ногой в могиле, а тебе еще дочку мою растить. Прости, я многословна, просто мне очень, очень страшно.
– А как же ее отец?!
– в который раз за последние сутки спросила Елена. Получилось слишком громко, неожиданно даже для нее самой. Елена смутилась было, но быстро отбросила сомнения.
Не до деликатности. Время уходит.
Призрак дамы с высокой прической одобрительно кивнул - все правильно, нужно найти отца.
– Лизанька, ты мне так и не ответила. Кто он? Я пошлю за ним немедленно, он должен знать о дочери! Ты сделала жуткую глупость, дорогая, ее нужно исправить, прямо сейчас! Я ничего, слышишь, ни-че-го не хочу знать о тайных поручениях императрицы! И что ты делала в Заозерье - мне совсем не интересно! Но у ребенка должен быть отец! Сама подумай, на что ты обрекаешь девочку?
Елена горячилась чем дальше, тем больше. На каждое ее слово, на каждый гневный выкрик Елизавета только улыбалась.
Молча. Спокойно. Отрешенно.
– Лизавета! Ты сошла с ума! Ты всегда была не от мира сего, забывала о семье, всю жизнь отдала служению императрице - я восхищалась тобой... Но сейчас ты обязана думать прежде всего о ребенке! Ты мать или кто?
– Я - мертвец. Мать - ты, - медленно, разделяя слова, ответила Елизавета.
– Вы с Павлом присмотрите... А ее отец... Он не знал и не узнает. Думаю, - пробормотала она почти неслышно, - я была бы плохой матерью, но он - еще хуже... Не хочу ей такой жизни.
Елизавета ненадолго замерла, прикрыв глаза. Потом вздохнула несколько раз, собираясь с силами, разлепила веки и твердо посмотрела на призраков.
– А вы, - почти обычным голосом сказала она, - идите к черту. Не берет вас преисподняя, дорогие предки... Зато сможете про меня посплетничать вдоволь. Елена, умоляю, не хорони меня в фамильном склепе, отвези в Гетенхельм. Не хочу, как они... Лучше холст в раме, чем пугать крестьян.
– Ты бредишь!
– предприняла Елена последнюю попытку.
– Или ее отец...
– она в ужасе округлила глаза.
– Нет, конечно, - слабо усмехнулась Елизавета.
– Я просто хотела развлечься. Все было очень мило. Кто же знал, что артефакт не сработает, и получится ребенок, который меня убьет? Магия - бессмысленная штука. Вот и сейчас не спасла... Хотя, может быть, был бы здесь ментальный медик... Пустое. Холодно... Господи, на все воля Твоя, только дочку не казни, пусть...
Она прикрыла глаза и снова попыталась вздохнуть поглубже. Слеза покатилась по матово-белой обескровленной щеке.
У Елены от жалости перехватило дыхание. Она представить себе не могла, что когда-нибудь увидит сестру мужа такой - беспомощной и напуганной. Блестящая фрейлина, доверенное лицо правящей императрицы Изольды, одна из самых влиятельных дам государства, умирала от кровотечения после родов в полузаброшенном замке, с незапамятных времен принадлежавшем ее семье.