Семьи.net (сборник)
Шрифт:
— Угу, я его вместо будильника использую.
— Фи, как это обыденно, — Елена сморщила носик, — я люблю праздник, ты же знаешь. Заведи что-нибудь красивое, — она прошла за ширму и зашуршала там одеждой.
Борис послушно поймал музыкальную программу. Под заупокойную мелодию кто-то сообщал слушателям о своей несчастной судьбе.
— А почему так холодно? — спросила Лена из-за ширмы.
— В холоде ты лучше сохраняешься, — хмуро пробормотал Борис.
— Что? Не слышу! Ты хочешь, чтобы я заболела?
— Ни в коем случае. Я тебе калорифер поставлю.
Он включил обогреватель и стал
— Что мне делать?
— Сейчас подумаем.
— А ты не мог заранее решить, что будешь лепить?
Рассказать, что помешала очередная компания? Нет, лучше не надо. Не дай бог, упреки, не приведи господь, слезы. Или того хуже — скандал.
— Мне нужно поймать движение, — заявил Борис, — я не могу представить все в голове. Так, — он потер ладони, — ты не могла бы повернуться, поднять руки? Нет, простыню, пожалуйста, сними.
— Это обязательно?
«Ты с ними построже», — напутствовала его Ирина.
— Опять? — спросил Борис. — Мы же договорились. Я не в состоянии лепить обнаженную натуру с одетой женщины.
— Ты хоть понимаешь, что мне не по себе?
— В постели ты не такая стеснительная.
— Это совсем другое, — она, похоже, не удивилась. Значит, Ирина ввела в память интим. — Ты ведь меня рассматривать будешь!
— О, черт, — Борис с маху шмякнул кусок глины о фанеру, — я же скульптор! Это все равно, что врач. Ты ведь не стесняешься на приеме у врача?
— Ну, хорошо, хорошо. Я сделаю, как ты хочешь. Но мне это непросто, так и знай! Скажи, ты меня любишь?
— Да.
— И я тебя тоже.
Она скорбно вздохнула и опустила руки. Простыня скользнула по бедрам и сложилась у ног пушистым сугробом. Приподняв голову и чуть отведя назад плечи, Лена устремила глаза вдаль. Кроткая покорность судьбе и готовность вытерпеть ради любви любые испытания отразились на ее лице. На щеки взошел румянец, чуть задрожали полные губы.
— Ты этого хотел? — спросила она звонким голосом.
Борис почувствовал себя Торквемадой на допросе обвиненной в колдовстве девственницы.
— Почти, — буркнул он, — расслабься, пожалуйста. И не надо такой жертвенности.
— Какой ты нудный, Стойков.
— Представь, что ты просто стоишь… в очереди, что ли. Или ждешь автобус.
Обходя подиум по кругу, он разглядывал ее тело, оценивая с точки зрения формы. Пожалуй, все безукоризненно.
«Даже слишком, — подумал Борис. — Тонкая талия, высокая девичья грудь с темными шишечками сосков, в меру широкие бедра, упругие ягодицы. Девичество, переходящее в женственность. Я бы предпочел какой-нибудь маленький изъян, присущую только ей индивидуальность. Говорил ведь Ирине, что стандарт стандартом, но нельзя наделять всех идеальной фигурой. Так нет же, штампуют своих „мисс“, как лепешки для пиццы».
Лена, поворачивая голову, следила за его реакцией.
— Что ты там рассматриваешь? Целлюлит? — забеспокоилась она, пытаясь заглянуть себе через плечо. — Не может быть!
— Все в порядке. Подними руки.
Позабыв о маске смущенной девушки, она с видимым удовольствием подняла руки и, заложив их за голову, немного прогнулась, справедливо
— Так хорошо?
— Угу.
Чего-то явно не хватало. Ущербность какая-то в ней ощущалась. И фигура божественная, и личико симпатичное… не омраченное интеллектом… Кукла — она кукла и есть. Настроение испортилось.
«Дам отрицательный отзыв, а она займет призовое место и что тогда?» — спросил себя Борис. И сам же ответил: «Опять лишат меня премии, вот что. Ну, и черт с ними. Художник не продается, во всяком случае, не за те гроши, которые платит „Доллз“».
Он вернулся к куску фанеры, снова намочил руки и принялся сосредоточенно, боясь упустить возникшее состояние, разминать глину. Сегодня мы не будем ваять очередную «Радость бытия». Сегодня мы постараемся передать миру нашу «Печаль». Нет, «Усталость»! Да, точно. Но это будет моя усталость. Не пресыщенность, не отвращение, а просто «Усталость». Моя вселенская, непреходящая, всеобъемлющая…
— Мне долго так стоять?
— Присядь, пожалуйста. Можешь представить, что ты устала?
— После любви?
— Нет. Просто устала. От работы, от жизни. Подумай о чем-нибудь грустном. Опусти плечи и наклони голову.
— Но тогда не будет видно лицо.
— Мне сейчас главное — передать форму.
— Ну, хорошо.
Лена присела на подиум и, пригорюнившись, опустила голову. Некоторое время Борис сосредоточенно работал, поглядывая на нее. Постепенно под пальцами возникала фигурка женщины со склоненной головой. Волосы полускрыли лицо, светлой волной легли на плечи и грудь. Она как бы прислушивалась к себе, перебирая, словно бусинки на нитке, прошедшие годы. Раздумывала о том, что в жизни не удалось, многое ли еще предстоит… Борис убрал стекой лишний материал и замер на мгновение. Конечно, в идеале, надо чтобы модель не изображала усталость, а действительно чувствовала изнеможение, но это — когда перейдем к деталям. Надо будет заставить ее позировать вечером, а лучше ночью! Под утро, когда больше не хочется ласк, когда любовь становится пресна, как черствый хлеб, когда ни одной мысли в голове и хочется только спать, спать…
Неожиданно Лена всхлипнула.
— Что, что такое? — забеспокоился Борис.
— Ты же сам предложил подумать о чем-нибудь грустном, — она всхлипнула снова, на этот раз громче.
— Ну, не до такой же степени, чтобы расплакаться.
— Все, все, я больше не буду, — она вытерла ладонью глаза и шмыгнула носом, — а ты правда меня любишь?
— Конечно, — преувеличенно бодро ответил Борис.
— Но мы до сих пор не купили кольца.
— Какие кольца?
— Ну, если мы помолвлены, то совершенно необходимо купить кольца.
«Господи боже, — ужаснулся Борис, — это еще что? По легенде я просто попросил ее позировать. А собственно, чему я удивляюсь? Практически все непрофессиональные натурщицы считают, что позирование в обнаженном виде — лишь прелюдия к близким отношениям. А близкие отношения полагают чуть ли не началом совместной жизни. Да, наверное, мы были близки. Ты это помнишь, дорогая, я — нет. У тебя память имплантированная, у меня — природная, своя, настоящая. Но если каждую близость считать помолвкой… Впрочем, — вспомнил он, — помолвка еще ни к чему не обязывает».