Семнадцатая карта
Шрифт:
А с другой стороны, их еще много осталось.
Она вернулась к другому берегу, туда, где убили Комдива, и нырнула. Но не достала первый раз до дна. Наде показалось, что толща воды раздавит ее. Только с третьего раза удалось найти тело.
Это был Фиксатый. Он должен был переплыть эту реку. Надя приняла его образ. Она начала делать Фиксатому искусственное дыхание. Хотя какое тут дыхание, если башка и оба легких простреляны.
Можно было видеть, как Надя все уменьшалась и уменьшалась, а Фиксатый все здоровел. Наконец, Надя совсем исчезла,
И он начал рубить лес. На Том берегу его было много. Такой ровный, ровный строевой лес. Как будто специально его приготовили для Ноева Ковчега. Как доказал Гермес, Ноев Ковчег — это корабль, приспособленный для попадания в другое время. Догадался, для чего нужен был Ноев Ковчег Оппенгеймер, Соленый, друг Комби и Ленька Пантелеев, персональный колдун товарища Леннана.
Свой Ноев Ковчег Ленька Пантелеев назвал Хилтон. В тюрьме он всегда мечтал о пятизвездочном отеле. О белом махровом халате и кривой бутылке Камю. О Роллс-Ройсе на стоянке и толстожопой высокой телке, такой, какие были у фельдмаршала Меньшикова. Впрочем, это ошибка, просто-напросто неверный перевод со старорусского. Роллс-Ройс — да, но насчет телок ошибка. Он мечтал о том, чтобы, как князь Меньшиков стать Гермафродитом. Пока Ленька доколдовался до того, что стал Бесполым.
— Вроде бы похоже узе, — сказал Леннан, — но явно не то. Надо работать дальше. — И Ленька работал.
— Ведь узе доказано, — сказал Леннан, — что в роли Катьки Два был Меньшиков.
— А кого тогда сослали в Сибирь? — спросил Вара.
— А ты как думаешь? — спросил Леннан.
— Думаю, Петра Третьего. Жаль было убивать просто так, вот и сослали его в Сибирь вместо князя Меньшикова.
— Чушь, — сказал Бидо, — рост не тот. Ведь Петр Третий был совсем маленький.
— А ты видел? Не видел. И никто не видел, ибо тех, кто так скажет тоже можно сослать туда, где никто никого не измеряет. — Кто это сказал? Да какая разница? Все они были очень умные люди.
— Ладно, я вас выслушал, — сказал Леннан. — А теперь приведите… этого, как его?
— Леньку Пантелеева? — услужливо спросила Люська с Кузнечной.
— Нет, пусть пока хорошенько выспится. Соленого приведите узе.
— Вы мне уже — слово на е с приставкой: насто — с вашим Ноевым Ковчегом, — рявкнул с порога Соленый и добавил: — И вообще — слово на е из двух букв — я вашу — слово на е — науку. Политикой буду заниматься.
— Хочешь быть, как Эстэлин узе? — вождь приблизился к бывшему атомщику.
— Может отправить его на Секретную Зону? — спросила Люська с Кузнечной. — Пусть подрочит там на Тетю с Мотей в музее восковых фигур.
— Да, и пусть послушает там Комби. Пусть узнает про то, как расцветали яблони и груши, как поплыли…
— Нет, только не это, — сказал поспешно Соленый. — Ладно, я вас слушаю. Только налейте мне водки. Давно ничего не пил настоящего.
Соленый выпил, закусил, как положено черной икрой. Он сказал, что нужен очень точный расчет, чтобы пройти на Ту Сторону вместо Ноева Ковчега, на котором есть Звезда Собаки.
— Мы не зря здесь долго ждали, — сказал он и выпил еще. — Возможность опередить их Ноев Ковчег существует. Как говорится, измерить скорость и координаты электрона существует. — Он засмеялся. — Нет, я вам точно говорю, здесь мы — слово на е с приставкой: от — их Принцип Неопределенности в хвост и в гриву.
— Кто вас учил русскому языку? — хмуро спросила Люська с Кузнечной.
— Конечно не ты! — вытянул вперед руку академик. — Меня учила Сонька Золотая Ручка. Такая падла. Красивая. Не такая дешевая проститутка, как ты.
— Ведите себя прилично.
— Прилично! Мне это нравится! Я буду себя вести, как хочу. Не надо было меня посылать на эту — слово на е — Зону. — Академик хихикнул. — Между прочим, там все так разговаривают. Даже эти, как их?
— Кто? — спросил Дубровский. Он тоже был тут, но пока молчал.
Соленый взглянул на него, прищурил один глаз и сказал:
— Хоть ты и разведчик, Фишер-Абель, но ты не угадал, это не Нина Андреева.
— А я и не говорил, что это Нина или Зю.
— Говорил.
— Не говорил! Я сказал. — Соленый прикурил поднесенную Леннаном сигару а ля Черчилль. — Даже эти знаменитые писатели, как их? Даже они так разговаривают.
— Кто? — спросила Люська, — эти, как их, Сол и Ак?
— Да какие они писатели! Из них такие же писатели, как из Ми повар.
— Напился падла, — сказал Леннан, — сам не знает, чего хочет сказать.
— Я еще не напился, — сказал весело Соленый.
— Тогда назови информаторов, — Леннан хитро прищурился.
— Щас вспомню. Ну, один из них как-то связан с унитазом, а другой… — Соленый задумался, — другой… а! Да! Другой Агент.
— Агент? Такой же, как я? — спросил Дубровский.
— Да какой ты — слово на — агент? — вяло махнул рукой Соленый.
— Вот ведь гад, — сказал Бидо, — всех на — слово на х — оскорбил. Зарублю гада! — Он лихо вытащил длинную саблю. По приказу Леннана Бидо имел право носить саблю всегда. Даже в туалет с ней ходил. Раньше, сказал Леннан, особо влюбленные в короля приближенные имели право сидеть тут за стойкой бара прямо в шляпе, а ты — слово на б — амиго, шашку носи. Авось кого и зарубишь как-нибудь.
— Вот сейчас и заруби его, — сказал со смехом Леннан. Но Бидо не понял юмора. Он сделал фехтовальный прием, после которого лезвие должно было отделить очень умную голову от горбатой после спецзоны спины.
— Стой, стой, стой! — испугался Леннан. — Не надо узе. Он и так все скажет.
— Это был Рекламный Агент.
— Рекламный Агент, — повторил Вара. — Кто бы это такой мог быть?
— Ясно, — сказал Леннан, — я его знаю. Это Пелевин. — И добавил: — А другой это значит Сорокин. Любил я раньше петь одну его песню про Одинокую Гармонь. Бродит на улице где-то. Боялся, что заблудится. — Леннан подошел к стойке, налил себе и академику. Они выпили, и он опять запел: — А на улице где-то одинокая бродит гармонь. Назначил бы я Пелевина и Сорокина своими личными писателями, — добавил Леннан. — Жаль затерялись ребята где-то во Времени.