Семья - это святое

Alenkamalish

Но на кону стоит их семья, и других вариантов нет.

«Это просто — говорит себе Первородный, — убить».

Вырвать сердце.

Первая секунда — разорвать кулаком грудную клетку врага.

Вторая секунда — взять сердце в кулак.

Третья секунда — вырвать из груди.

Четвертая и пятая — вытереть руку о накрахмаленный платок.

Каждая из них знакома Элайдже до боли, прожита им тысячу раз, и он справится и сейчас. Во всяком случае, вампир убеждает себя в этом, направляясь в спальню, где его ждет слегка захмелевшая Хелен, которая в его отсутствие скрашивала свое

одиночество бокалом красного вина.

Майклсон останавливается перед дверью, прислушиваясь к ее дыханию. Всего на мгновение он замирает, собираясь с силами. Вырвать сердце, что может быть проще? Он ведь всегда легко вырывал сердца своим врагам. И с этой мыслью Элайджа переступает порог спальни.

Вот только видит он совсем не врага, а беззащитного ангелочка.

Сидящая на кровати Хелен, поднимает на вампира взгляд, но нежная улыбка мгновенно исчезает с ее губ, когда она видит застывшую на лице Первородного ледяную маску. Ведьма вскакивает на ноги и легкими шагами приближается к нему, с беспокойством глядя в темные глаза.

— Что случилось? — тихо спрашивает она, и тонкая ладонь осторожно скользит по мужской груди, — чем ты расстроен?

— Проблемы в квартале — резко отвечает Элайджа, грубо убирая руки ведьмы.

Он сам не знает зачем врет, оттягивая неизбежное. Вампир прикрывает глаза, пытаясь собраться с силами, но в этот миг, будто через толщу воды он слышит игривый голосок Хелен.

— Я знаю, как все исправить.

И через мгновение, Майклсон чувствует, как ее ладонь скользит по его груди, замирая на кожаном ремне, который ведьма медленно расстегивает, опускаясь перед ним на колени. Резко распахнув глаза, Элайджа видит, как ее белокурая голова склоняется к его паху, а тонкие пальцы уже высвободили из плена белья его совсем еще не готовый для игр член.

Вот только после первого же прикосновения горячего язычка, его плоть твердеет, наливаясь желанием и Хелен, на миг поднимая на него горящий взгляд, смыкает на ней свои губки.

— Нет, не нужно, — только и может выдавить из себя вампир, и его руки опускаются на тонкую девичью шею.

Но ведьмочка будто не слышит, мурлыкая, как котенок, с его плотью во рту, и убить ее сейчас, кажется просто верхом цинизма.

«Одна ночь ничего не изменит», — проносится в голове у Элайджи, и он, злясь на себя за слабость, злясь на Хелен за ее влияние на него, переводит руки с шеи на белокурую голову ведьмы.

Первородный резко подается вперед, входя еще глубже в горячий ротик. Он не обращает внимания на то, как Хелен пытается отстраниться, задыхаясь, явно не готовая к подобному. Раз за разом он скользит плотью меж розовых губок, толкаясь до самого основания.

Ведьма тяжело дышит, пытаясь приспособится к его грубым проникновениям и эта покорность окончательно сводит Элайджу с ума.

Ему хватает нескольких секунд для того, чтобы поднять раскрасневшуюся девушку на ноги, снять с нее платье и трусики и, развернув к себе спиной, толкнуть на кровать, а после, вихрем сорвав с себя одежду, оказаться с ней рядом.

Вампир грубо тянет Хелен на себя, заставляя ее встать на колени, и резким толчок входит в нее сзади, сразу набирая быстрый темп.

Ведьма выгибает спину, явно не

готовая к вторжению, и вскрикивает от боли. Голубые глаза широко распахнуты, и девушка кусает губы, стараясь сдержать стон. Элайджа первый раз за все время берет ее, без предварительных ласк, поцелуев, не подготовив. Она совсем сухая, и каждое движение его внушительных размеров члена в тесном лоне, заставляет ее вздрагивать от боли. Но Хелен списывает грубость Первородного на проблемы в квартале и, склоняя голову к подушке, просто принимает его грубые толчки.

«Пусть снимет стресс, — думает девушка, — я потерплю».

И Хелен терпит, пока Элайджа, полузакрыв глаза, берет её, практически переходя на вампирскую скорость.

С розовых губок невольно срывается вздох облегчения, когда Майклосон неожиданно выходит из неё, отстраняясь. Но в следующий же миг, он переворачивает ведьму на спину, раздвигает её ноги и вновь наполняет собой.

Хелен силится поймать его взгляд, но в глазах вампира лишь смесь вожделения, ярости, и что-то ещё, чего ведьма не может понять. Она пытается приподнять, обнять его, поцеловать, но Элайджа отстраняется и держа девушку за горло продолжает входить в неё сильными точками.

И Хелен сдаётся. Она просто лежит кусая губы, пока Первородный берет ее, думая только о своем удовольствии.

Закрыв глаза, все еще держа девушку за шею, Элайджа кладет вторую ладонь на грудь ведьмы.

«Это все равно нужно сделать» — думает вампир, готовясь нанести удар, но в этот миг Хелен тихо вскрикивает от новой порции болезненных ощущений внизу живота, и Элайджа инстинктивно открывает глаза.

И тут же его взгляд тонет в голубых глазах Хелен, которая со своими разметавшимися по подушке белокурыми локонами, похожа на настоящего ангела. Ангела, который с заботой и нежностью смотрит на него. Ангела, который молча, не смотря на явную боль, пытаясь улыбнутся, терпит его жестокое отношение. Хелен нежно гладит ладонь вампира, которой он намеревался нанести смертельный удар, словно хочет сказать «все хорошо”.

И теперь уже сдается Элайджа, понимая, что просто не может выполнить долг перед семьей. Только не так. Только не с ней.

Он убирает руки с шеи и груди ведьмы, делает еще пару глубоких толчков, и достигает пика, содрогаясь всем телом, после чего, не говоря ни слова ложится рядом с Хелен, которая доверчиво кладет голову ему на грудь.

— Все будет хорошо, — нежно шепчет она, — я люблю тебя, Элайджа.

После ее слов в комнате повисает мертвая тишина. Первородный медленно переводит на Хелен ошеломленный взгляд и видит лишь робкую улыбку.

Она не ждет ответа на свое признание, не упрекает за оставленные на бедрах синяки и жестокое отношение к ней во время их близости. Ведьма целует Майклсона в щеку и неровной походкой идет в душ.

Элайджа забывает как дышать.

Слишком давно вампир не слышал этих слов. Последней в любви ему признавалась Катерина, но как не пыталась она выглядеть любящей девушкой, Элайджа всегда чувствовал обман. Но только не сейчас.

«Лучше бы она лгала, лучше бы Хелен его ненавидела или делила ложе из-за выгоды» — думает Первородный, и чувство вины начинает больно сдавливать сердце.