Семья навеки
Шрифт:
Невеселый смешок вырвался из груди Зака, и Монике захотелось обнять его…
— Моя жизнь. Как будто я хотел жить! Я сделал это для Мэдди, потому что однажды меня осенило: единственная возможность наконец стать человеком — это вести такую жизнь, какую раньше я желал для Мэдди, — бескорыстную и достойную. Такую жизнь, цель которой — делать добро. Исправлять несправедливость, пусть даже я никогда уже не смогу исправить ошибку, которую совершил сам. И я стал изучать право. Я занялся острейшими проблемами. Конкретно — проблемами экологии. Я старался примирить тех, для кого лесозаготовки — единственный источник существования, и тех, кто считает каждое срубленное дерево невосполнимой потерей. Однако мой отказ примкнуть к той или другой стороне сделал меня врагом для обеих.
— И что же случилось? — спросила Моника, так как мрачное выражение лица Зака ясно говорило: что-то произошло.
— Мой дом сгорел дотла.
Моника онемела.
— Это могли быть люди из любой фракции, — пояснил Зак. — Я решил, что не стоит пытаться это выяснить.
— И вы уехали на Аляску. — Это было утверждение, а не вопрос.
— С тех пор я забыл о юриспруденции, — дополнил Зак.
К этому разговору они больше не возвращались. Но Моника скрупулезно собирала все эпизоды из жизни Зака. Так, она случайно узнала, что благотворительные проекты Зака были многочисленными и серьезными. Например, один из этих проектов осуществлялся ежегодно. Это был полностью оплаченный двухнедельный отдых в палатках с ловлей рыбы для нуждающихся детей.
Она поняла, что если когда-нибудь сможет снова влюбиться, то только в Закариуса Робинсона.
Все те безрассудства, которые они оба совершили в своем прошлом, по ее мнению, были уже полностью искуплены. И в то же самое время прошлые грехи Зака привнесли в его натуру чудесную и редкую черту — скромность, манеру держаться в тени, непритязательность. С Заком было легко, он излучал надежность и силу.
Как сильно все изменилось с того вечера, размышляла Моника. Здесь, в Виндемиере, они с дочкой обрели рай. Они стали частью этой семьи.
Вчера вечером Зак позвонил ей и сказал, что Бекки согласилась помочь ему с покупками и он будет дома завтра к обеду. Как он удивится, когда увидит свои рекламные проспекты!
Моника подняла глаза от своего творения. Она так привыкла, что он всегда рядом! Почему ей становится невыносимо одиноко без него?
О, Зак! Моника откинулась на спинку стула и мысленно представила себе его лицо, его фигуру. И пульс бешено забился, так, как будто Зак находился рядом.
Как же она могла отдаться во власть этих чувств, когда над ней висит постоянная угроза, что их обнаружат и она потеряет Ники?
Бедная Ники! Тяжело вздохнув, Моника подумала об удивительной привязанности дочери к Заку. Доверившись этому человеку и полюбив его, Николь преодолела самый трудный для нее барьер. Даже это недолгое отсутствие Зака заставило Николь страдать. Хотя, с другой стороны, эти страдания привели к еще одному новшеству — слезам.
Прошлым вечером перед сном Николь села в кровати и заплакала. Зак не почитал ей на ночь про Винни Пуха. Монике тогда тоже захотелось плакать, только ее слезы были бы слезами радости. Каждое небольшое улучшение в состоянии Ники, даже самое крохотное и почти незаметное для постороннего глаза, означало большую победу и убеждало ее: Николь будет таким же нормальным ребенком, как все дети.
Моника развернула свой вертящийся стул к пустующему столу Зака и рабочему уголку, который Зак соорудил для Николь. Но в это утро из-за отсутствия Зака девочка решила, что лучше сходить вместе с Адой в сарай и навестить щенков, чем стучать по клавишам старой пишущей машинки и крутить диск старомодного телефонного аппарата. Много раз взрослые замечали, что Николь ведет по этому телефону немые разговоры с воображаемыми собеседниками.
Кем же, интересно, могли быть ее собеседники?
— При-вет, красавица!
Громкий мужской голос вывел Монику из задумчивости. Она с испугом уставилась в голубые глаза, в которых плясали веселые огоньки.
— Извини, дорогая, — сказал обладатель этих глаз, нимало не смутившись. — Я не хотел тебя напугать!
Ох уж этот Роджер Кресвелл! Моника подозревала, что австралиец получает удовольствие, изводя ее своими шуточками и подтруниваниями. Впрочем, его поведение было вполне безобидным, но Моника каждый раз пугалась, когда он бесшумно вырастал за ее спиной.
Роджер наклонился к Монике. Его ровные белые зубы составляли поразительный контраст с сильно загорелой кожей красивого лица.
— Спишь на работе, пока босс отсутствует, да?
— Я не спала, приятель — резко возразила Моника. — Ты когда-нибудь слышал о том, что, прежде чем войти, нужно стучать?
— Даже в дверь деловой конторы? Ты превышаешь свои полномочия. — Он присел на краешек стола, скрестив руки. Усмешка на его лице все продолжала расползаться вширь. — И к тому же слово «приятель» произносится как «прюятель». Вот так. Лучше работай над своим произношением.
— Конечно, займусь этим в первую очередь. — Моника снова обрела уверенность в себе, и поэтому ей захотелось рассмеяться. Но она не сделала этого, так как не хотела доставлять удовольствие озорнику. — Слушай, мне необходимо знать твое ценное мнение. Вот, цитирую: «Отличные летчики и гиды Виндемиеровской авиакомпании гарантируют всем желающим незабываемые впечатления от самой северной границы Америки». Что скажешь, я не слишком преувеличила?
— Ну… — Роджер сморщил губы и, почесывая подбородок, уставился на потолок, как будто этот вопрос заслуживал серьезного рассмотрения. — Может быть. — Он вновь взглянул на Монику и поиграл бровями. — Но если, конечно, ты имела в виду меня, говоря «отличный пилот и гид», то тогда ты нисколько не преувеличила.
— О, ради всего святого! — Выведенная из себя, Моника собрала все свои разработки и сложила их в папку. — Я, должно быть, просто сошла с ума, думая, что смогу услышать от тебя хотя бы одно серьезное слово. — Она поставила папку в шкаф и захлопнула дверцу.
— Итак, что вы хотите, Крокодил по имени Данди?
— Сказать хоть одно серьезное слово, конечно. — Роджер, который был в курсе всех бед Моники и Николь и который, как и все в Виндемиере, покровительствовал им, на самом деле был совсем не таким бессердечным, каким хотел казаться.