Семья Рубанюк
Шрифт:
— Скоро возвращается, — повторил Стрельников, и по тону его и потеплевшим глазам Петро почувствовал, что командир полка очень доволен.
Стрельников вышел с ним на крылечко. Поглядев вверх, на звено истребителей, с глухим жужжанием спешащих в сторону города, он сказал:
— Тяжелая обстановка на фронте. Видимо, придется нам город Климентия Ефремовича оборонять. Не выдохлись еще фашисты…
Петру предстояло пройти еще километра четыре; батальон Тимковского располагался в соседнем совхозе.
Шагая по дороге, он обдумывал речь,
Однако никакой речи произносить ему не пришлось. За несколько минут до его прихода капитан Мочула, исполняющий обязанности комбата, неожиданно получил от Стрельникова приказ срочно подготовиться к маршу. Мочула, которому впервые довелось руководить батальоном, растерялся, без особой надобности бегал по ротам.
О предстоящем марше Петру сообщил Арсен Сандунян, повстречавшийся ему невдалеке от конторы совхоза, где размещался штаб батальона.
Узнав Петра еще издали, Арсен поставил на землю цинковые ящики с патронами, которые нес из склада вместе с другим, незнакомым Петру бойцом, широко раскинул руки и быстро пошел навстречу.
— Дай я тебя обниму, — охрипшим от волнения голосом кричал он, приближаясь и не спуская с Петра блестящих черных глаз.
Они горячо расцеловались. Петро схватил Арсена еще раз в объятия, крепко стиснул.
— Ох, осторожней! — вскрикнул Сандунян. — Рука… Болит еще.
— Зябыл, забыл, друг, прости, — поспешно произнес Петро. — Действует рука?
— Медведь! Отъелся на курсантских харчах, — добродушно ворчал Арсен, легонько потирая раненую руку. — Ого! Ты уже младший лейтенант! Прошу прощения за фамильярность.
— Давай не будем.
— На радостях не заметил.
— Что за беготня? — спросил Петро, оглядываясь.
— Ночью снимаемся.
Арсен понизил голос, недовольно махнул рукой бойцу, который звал его, и сказал:
— Фронт где-то прорван. Вяткин слышал.
— Василий Васильевич Вяткин? Жив?
— Жив. Парторгом по-прежнему.
— А как Марыганов? Как командир взвода?
— Марыганова немножко царапнуло. Воюет… Моргулиса эвакуировали. Ногу оторвало.
Сандунян торопился и не мог рассказать обо всем, что интересовало Петра.
— Первый взвод, Петя, вон там, — показал он рукой. — Видишь постройки под черепицей? В нашей роте будешь. Комвзвода на марше при бомбежке убило. Я побегу. Увидимся…
Улучив минутку, когда капитан Мочула заскочил в штаб, Петро доложил ему о прибытии.
Капитан взглянул на него отсутствующим взглядом и, налегая грудью на стол, повелительно крикнул в соседнюю комнату:
— Связной! Командира хозвзвода ко мне! Быстрей!
— Разрешите подразделение принимать? — мягко напомнил о себе Петро.
— Что? Какое подразделение? Да-а… Рубанюк? Звонили из полка. Принимайте! Через час доложите командиру роты о готовности
— Пока все.
Петро шагнул к двери, но капитан окликнул его:
— Погоди-ка, младший лейтенант. Раньше воевал?
— Приходилось.
— Снова придется.
— Ясно!
Ночью дивизию перебросили на автомашинах к железнодорожной станции и стали грузить в вагоны.
Петро, накинув на плечи шинель, стоял около теплушки, где уже разместились солдаты его взвода. Ночь выдалась непроглядно темной, и казалось непостижимым, как в этом кромешном мраке не сталкивались машины, люди, обозные повозки.
Петро слушал, как перекликались солдаты, неспокойно всхрапывали, били копытами по дощатым подмосткам кони, как где-то еще на подходе к станции скрипели колеса повозок.
Мимо прошли, позвякивая котелками, неразличимые в темноте бойцы. Слух Петра уловил обрывок фразы:
— …И так мне соленого арбуза захотелось. Ну, терпения моего нету…
Около соседнего вагона спрашивали:
— Какая рота? Командира во второй вагон.
Еще кто-то прошел мимо, громко разговаривая. Петро узнал голос парторга Вяткина.
— Василь Васильевич, — окликнул он. — Спешишь?
Вяткин подошел. С Петром они виделись днем, но мельком, на ходу, и парторг пообещал в дороге навестить его.
— Устроился? — спросил Вяткин.
— Все в порядке! — Петро понизил голос. — Не знаешь, куда мы?
Вяткин взял Петра за рукав, отвел в сторону.
— Как будто в Миллерове будем разгружаться. Иди отдыхай. Утром приду, потолкуем.
— Буду ждать…
Петро и раньше задумывался над тем, почему в батальоне и бойцы и командиры питали к Вяткину особое расположение. Он видел, что в окопах, в землянке, на привале Вяткина всегда встречают с неизменным и искренним радушием. Отчасти это можно было объяснить общительностью и неиссякаемой энергией старшины. Вяткин обладал удивительной способностью появляться именно там, где в его присутствии ощущалась необходимость. Он охотно включался в работу редколлегии, помогал чтецам, участникам самодеятельности, умел просто и доходчиво ответить на любой вопрос бойца. Помимо того, он был завзятым шахматистом, любил разгадывать сложные ребусы, кроссворды. У него на все хватало времени.
Однако это был не просто весельчак, шутник и балагур, какие обычно имеются в каждой роте и каких солдаты любят. Вяткин обладал такими качествами, которые вполне естественно всюду делали его умелым и умным вожаком, и это, пожалуй; больше всего нравилось в нем Петру.
Приняв взвод, Петро испытывал настоятельную необходимость о многом посоветоваться с парторгом и нетерпеливо ждал беседы с ним.
Вяткин поднялся в вагон к Петру рано утром, когда эшелон был уже в донских степях.
Петро сидел на ящике из-под мин. Еще накануне, во время погрузки, два командира отделения крепко повздорили между собой, и теперь Петро разговаривал с ними.